МУХАМЕТША БУРАНГУЛОВ И ЕГО СЛЕДСТВЕННОЕ ДЕЛО В-6595 (окончание)

Он систематизирует и публикует собранные им за 30 лет собственноручно сделанные записи башкирского устного народного творчества. В короткие сроки передает в научный фонд института тексты героических эпосов «Урал-батыр», «Акбузат», «Идукай и Мурадым», «Карасакал», «Юлай и Салават», варианты других эпосов, множество старинных песен, легенд, описаний башкирского свадебного обряда. 25 февраля 1940 года Бурангулова принимают в члены Союза советских писателей. Он публикует большую поэму об отечественных войнах 1812, 1941–1945 гг., готовит к печати «Эпос о батырах». 18 апреля 1944 года Президиум Верховного Совета БашАССР за выдающиеся заслуги в области импровизаторского искусства, как говорится в указе, присваивает Мухаметше Бурангулову почетное звание «Народный сэсэн Башкирской АССР». Однако очень скоро над драматургом и фольклористом начинают сгущаться тучи…
В августе 1944 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы Татарской партийной организации», в котором татарских фольклористов-исследователей обвинили в идеализации истории Золотой Орды, приукрашивании и популяризации «ханско-феодального» татарского варианта историко-эпического дастана «Идегей». Неудивительно, что очень скоро в Уфе от имени группы советских писателей, фамилии которых по этическим соображениям в данной статье не буду приводить, в Башкирский обком ВКП(б) на Мухаметшу Бурангулова поступил политический донос. Приведу из этого письма лишь небольшую выдержку по поводу пьесы «Башкирская свадьба»: «…Будучи байско-тарханской пьесой, она не может мобилизовать духовные силы народа на разрешение задач, поставленных партией и правительством в ответственный период Оте­чественной вой­ны советского народа с немецко-фашистскими захватчиками, наоборот, вводит зрителя в заблуждение, искаженно представляя прошлое Башкирии».
На XVI пленуме Башкирского обкома партии [19] рассмотрели поступивший «сигнал», логическим завершением которого стало постановление ЦК ВКП(б) от 27 января 1945 года «О состоянии агитационно-пропагандистской работы в Башкирской партийной организации и путях ее улучшения». В нем Бурангулова подвергли уничтожающей критике.
Из постановления ЦК ВКП(б) от 27 января 1945 года: «...В литературных произведениях «Идукай и Мурадым», «Эпос о богатырях» не приводятся разграничения между подлинными национально-освободительными движениями башкирского народа и разбойничьими набегами башкирских феодалов на соседние народы, недостаточно показывается угнетение трудящихся башкир татарами и башкирскими феодалами, идеализируется патриархально-феодальное прошлое башкир».
За этим, по существу, политическим «расстрелом» последовал повторный. 26 августа 1946 года ЦК ВКП(б) издал циркулярное постановление «О репертуаре драматических театров и меры его улучшения», который стал идеологическим документом, начавшим борьбу за постановку в советских театрах исключительно советской драматургии с восхвалением советского образа жизни. Все остальное рассматривалось как инакомыслие и строго наказывалось. В этом документе в числе пьес, «не имеющих никакого исторического и воспитательного значения, идеализирующих жизнь царей, ханов и вельмож», была названа драма Мухаметши Бурангулова «Идукай и Мурадым».
Оргвыводы последовали почти мгновенно. 26 октября 1946 года на расширенном заседании правления Союза советских писателей Башкирии двух драматургов, Баязита Бикбая и Мухаметшу Бурангулова, подвергли полной обструкции. Первого за историческую пьесу «Кахым-туря» об участии башкирского народа в Отечественной войне 1812 года, в которой «были допущены ошибки националистического порядка и противопоставление башкирского народа русскому»; а второго за то, что «все его [Бурангулова] произведения на исторические темы пропитаны духом приукрашивания прошлого, духом защиты патриархального феодального строя, духом национализма (пьесы «Идукай и Мурадым», «Башкирская свадьба», «Гульчачак» и другие).
Припомнили драматургу и его прошлое: «...Учитывая, что Бурангулов М. в прошлом был религиозным деятелем (муллой), а позднее деятелем контрреволюционного валидовского правительства, до последнего времени он не мог освободиться от нацио­налистической идеологии, что и отразилось в его творчестве». Итог обсуждения его творческой деятельности фактически был предрешен: «Исключить из членов Союза писателей СССР, Верховный Совет Башкирской АССР просить снять с него звание сэсэна, как не оправдавшего это звание».
В следственном деле B-6595 сохранилась копия 2-страничного заявления Мухаметши Бурангулова, направленного им 6 ноября 1946 года в адрес правления Союза писателей СССР. К нему он приложил копию протокола расширенного заседания правления Союза писателей Башкирии от 26 октября 1946 года об исключении его из членов Союза и ходатайство перед Верховным Советом БашАССР о лишении почетного звания «Народный сэсэн».
В заявлении, перечислив основные, созданные им как поэтом, драматургом и фольклористом произведения, он акцентировал внимание на том, что было им написано в годы Великой Отечественной войны и рекомендовано для фронтовых библиотек: кубаиры «Поэма о Сталине», «О Сталинской конституции», «Поэма об Отечественной войне», «Кубаир о великой дружбе», «Письмо благодарности» и другие.
Говоря о подвергнутой Союзом писателей Башкирии критике эпоса «Идукай и Мурадым», Бурангулов сообщил в Москву, что «он составлен не мной одним, а целой бригадой1 при Институте языка и литературы в Уфе, в которую входили также т.т.Усманов [до 1939 и с 1943 года директор Института], Нигмати [с 1943 по 1946 год ответственный секретарь Правления СП Башкирии], Бикбай [в 1941–1943 годы председатель СП Башкирии] и я, а пьеса «Идукай и Мурадым» написана мной на основе одобренных сводных вариантов, находящихся в Институте».
В своем заявлении драматург сообщил также, что «Башкирская свадьба», написанная им в 1925-м, шла на сцене Башкирского драмтеатра до 1938 года, затем переработана, в сентябре 1946-го одобрена Союзом писателей Башкирии, управлением по делам искусств при Башсовнаркоме и разрешена главным репертуарным управлением к постановке в театрах. Что касается «Эпоса о батырах», положительная оценка этого произведения опубликована в издаваемой в Москве «Литературной газете» (1940, №13, от 5 марта). Отвергая свою принадлежность к националистическому валидовскому правительству, Мухаметша Бурангулов свое заявление в адрес Союза советских писателей СССР завершил просьбой учесть все им написанное и оставить его в числе членов Союза для продолжения литературной работы.
Вниманию читателей предлагаю факсимиле протокола №47 заседания правления Союза советских писателей от 21 ноября 1947 года, направленного в адрес правления Союза писателей Башкирии, в котором говорится, что Мухаметша Бурангулов восстановлен в числе членов организации с испытательным сроком в один год. Одновременно ему предложили выступить в печати с критикой своих прошлых произведений, в которых он проводит буржуазно-националистические идеи.
Однако в печати с критикой своих драматических произведений, осужденных писательской общественностью, он не выступил. Написанные им новые пьесы (одна под названием «Шауракай» шла на сцене Башкирского драмтеатра в 1948–1949 годах, другую, «Бурные дни», вышедшую из-под пера в 1947 году, к постановке не приняли). Первая на историко-бытовую тему башкирского народа, вторая посвящена советизации Башкирии, еще в большей степени, чем все предыдущие, идеализировала прошлое. И, по мнению Союза писателей Башкирии, «популяризовала контрреволюционные буржуазно-националистические идеи».
Поэтому неудивительно, что состоявшийся 16 февраля 1949 года пленум Союза писателей Башкирии довершил расправу над Мухаметшой Бурангуловым. В докладе председателя правления этой организации «Башкирская советская драматургия после Постановления ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» было сказано, что за последнее время «основной репертуар Башкирского драмтеатра по-прежнему составляли драматические постановки Мухаметши Бурангулова, в частности, его вредная пьеса «Идукай и Мурадым», в которой свирепый золотоордынский хан показан как народный герой» [15].
Из доклада «Башкирская советская драматургия...» (1949, 16 февраля): «...Он [Бурангулов] по-прежнему пишет пьесы на старые темы и поет в них ту же самую старую тему. Что ни пьеса, то у Бурангулова старое и полное отсутствие партийного подхода к историческим явлениям. Так, в своей пьесе «Бурные дни» (в 4-х действиях, 1947–1948 годы) о гражданской войне в Башкирии шесть сцен из восьми посвящены показу деятельности белогвардейцев и буржуазных националистов с их лозунгами о расчленении России и создании какого-то мусульманского государства. Этому контрреволюционному лагерю Бурангулов не противопоставляет революционные народные массы, руководимые большевистской партией…
Тех, кого автор пьесы называет большевиками-революционерами, невозможно отличить от всех остальных персонажей. При таком освещении событий пьеса объективно превращается в пропаганду реакционной буржуазной идеологии и морали, в попытку отравить советских людей мировоззрениями, враждебными советскому обществу.
...Давно истек испытательный срок, данный Бурангулову постановлением Союза писателей СССР от 21 ноября 1947 года, которым он должен был своей творческой и общественной работой подтвердить, что достоин носить высокое звание члена Союза советских писателей. Этот срок давно истек, но Бурангулов себя еще не оправдал... Мало того, он [Бурангулов] не только не признал своей вины, но даже не осмелился послать в редакцию журнала «Эдеби Башкортостана»2 письмо, в котором доказывал бы неизбежность этих крупных и грубых политических ошибок».

Арест и приговор «к десяти годам…»

Ордер на арест Бурангулова министерство госбезопасности Башкирской АССР выдало 5 апреля 1950 года. При обыске и аресте на квартире через пять дней по адресу: Уфа, улица Тукаева, дом 41, квартира 7 были изъяты рукописные произведения и ряд принадлежавших арестованному личных вещей, а факт изъятия засвидетельствован его подписью. И уже на следующий день, 11 апреля, Мухаметшу Бурангулова дважды допросили. Вниманию читателей предлагаем факсимиле первых страниц этих допросов: первый начался в 10 часов 35 минут и продолжался пять часов, а второй, начавшийся в 22 часа 30 минут, закончился уже поздней ночью.
Следующий допрос датирован 27 апреля 1950 года (всего число дней допросов – 31, а протокол об окончании следственного дела и передаче его в Москву для рассмотрения Особым совещанием при МГБ СССР датирован 12 июля 1950 года). В тот же день в Особый отдел МГБ СССР на хранение «как вещественные по делу доказательства» сдали семь пьес Мухаметши Бурангулова: «Идукай и Мурадым», «Бурные дни», «Настоящая любовь», «Молодые сердца», «Шауракай», «Башкирская свадьба», «Гульчачак» и либретто опер «Ашкадар» и «Таштугай».
Днем раньше некоторые конфискованные при аресте рукописи и личные вещи Мухаметши Бурангулова под расписку возвратили его супруге, поскольку «они не являются по своему содержанию антисоветскими и по делу не могут служить вещественными доказательствами». Такими «неантисоветскими» оказались: текст эпоса «Урал-батыр», пьесы «Нежданная весть», «Встречи», план написания пьесы «Письмо без подписи», три кубаира собственного сочинения («О Родине», «Об Отечественной войне» (1812), «О законе»), башкирские народные песни (какие именно, в документе не сказано. – Авт.), народная сказка «Кузый Курпес», три тетради рукописей, одно личное письмо (на четырех печатных листах), разная переписка (на 14 печатных листах).

Из обвинительного заключения по следственному делу М.Бурангулова (1950, 12 июля): «…Бурангулов Мухаметша Абдрахманович, 1888 года рождения,... отец был крупным кулаком и старшиной волости, по национальности башкир, с незаконченным высшим образованием, на иждивении имеет жену и внука, с 1919 по 1921 год состоял членом РКП(б)3, из партии выбыл механически, ранее не судим. До ареста писатель-драматург, из членов Союза писателей исключен. С 1912 по 1917 годы был муллой. Родной брат осужден за антисоветскую деятельность, тесть – бывший помещик.
...Обвиняется в том, что, являясь выходцем из социально-чуждой среды и бывшим служителем религиозного культа, будучи убежденным националистом-панисламистом, с первых лет Октябрьской революции примкнул к националистическому движению, возглавлявшемуся лидером буржуазных националистов Закием Валидовым (бежал в Турцию), мечтавшем о создании отдельного мусульманского государства.
...Вместе с другими националистами-валидовцами принимал в 1920 году активное участие в организации и проведении контр­революционного саботажа, организованного по директиве Валидова по поводу его отзыва из Башкирии в Москву;
...В 1921 году, находясь в Ташкенте, принимал участие в нелегальном объединенном совещании националистов из числа башкир, киргизов и узбеков, на котором была выделена делегация в Японию и Афганистан с обращением к японскому и английскому правительствам об оккупации Средне-Азиатских советских республик и об оказании националистам помощи для борьбы с Советской властью;
...В 1935 году участвовал в сборище националистов, проходившем в Уфе на квартирах Давлетшина Губайдуллы и Юлтыева Даута, где обсуждались вопросы организации борьбы с Советской властью, об установлении по указанию Валидова тесного контакта с турецким посольством в СССР;
...Поддерживал до 1937 года тесные связи с националистами-валидовцами, был хорошо осведомлен об их враждебной деятельности против Советской власти и о существовании в Москве центра антисоветской националистической организации, к которой примыкал и сам».
Далее в 5-страничном документе Мухаметша Бурангулов обвинялся «как писатель, до ареста в 1950 году пропагандировавший в своих драматических произведениях националистические идеи и байско-феодальный уклад жизни, извращения советской действительности». С ссылками на постановление секретариата Союза советских писателей в обвинительном заключении перечислены «пьесы на историко-бытовые темы под названием «Ашкадар» (шла на сцене до 1930 года), «Башкирская свадьба» (снята с репертуара лишь в 1946-м), в которых автор, фальсифицируя историю, показывает ханов за народных героев, идеализирует патриархально-феодальное прошлое башкир». Говорилось и о том, что дважды решением ЦК ВКП(б) произведения Бурангулова «Идукай и Мурадым» (в 1945-м) и «Эпос о батырах» (в 1946-м) были осуждены «как идеологически не выдержанные и искажающие историческое прошлое башкирского народа», но и после этого драматург не перестроился: «написанная им в 1945–1946 годах пьеса «Настоящая любовь», посвященная современной теме, ставившаяся в 1947–1949 годах на сцене советских театров, оказалась идеологически невыдержанной и опошляющей жизнь советских людей».
Незабытыми остались и факты исключения Мухаметши Бурангулова из членов Союза писателей Башкирии «как националиста, стоявшего не на платформе Советской власти», а также нежелание выступить в печати с критикой драматических произведений, осужденных общественностью.
Заканчивалось обвинительное заключение тем, что «Бурангулов в предъявленном ему обвинении по статье 58, пункт 10, часть 1 и 58 пункт 2 УК РСФСР виновным себя признал (выделено автором), отрицал лишь свою формальную принадлежность к подпольной антисоветской националистической организации. Поэтому следствие по делу считать законченным и направить его в Особое совещание при МГБ СССР, определить обвиняемому меру наказания 10 лет в исправительно-трудовых лагерях, а самого обвиняемого с 17 июля 1950 года дальнейшим содержанием под стражей перечислить за Особым совещанием МГБ СССР».
Через два дня, 15 июля 1950 года, обвинительное заключение по делу Мухаметши Бурангулова по статье 58-10, часть 1 и 58-11 Уголовного кодекса РСФСР утвердила прокуратура Башкирской АССР, а дело отправили в Особое совещание при МГБ СССР «для рассмотрения по существу ввиду невозможности рассмотрения его в гласном суде. Меру наказания Бурангулову определить в 10 лет ИТЛ».
Отбывал наказание Бурангулов в исправительно-трудовом лагере, расположенном в поселке Заярск (Иркутская область, Ангарлагерь). Работал бригадиром на возведении железной дороги Тайшет-Лена. Из характеристики, выданной ему «взамен трудовой книжки» после освобождения по указу Верховного Совета СССР от 3 октября 1955 года: «...Отбывая наказание, показал себя с положительной стороны. Активно участвовал во всех общественных мероприятиях, в быту скромен, работал бригадиром, к труду относился хорошо, по физпрофилю – инвалид 2-й группы» (выделено автором).
Обращаем внимание на выделенные в этой справке фразы, поскольку на самом деле Мухаметша Бурангулов, находившийся в исправительно-трудовом лагере в Заярске, уже задолго до своего освобождения был признан инвалидом. Это следует из заявления от 5 мая 1954 года его супруги Зайнап Бурангуловой тогдашнему Председателю Президиума Верховного Совета СССР К.А.Ворошилову с просьбой пересмотреть дело ее мужа. К своему заявлению она приложила копию официальной справки о состоянии здоровья своего мужа, которая содержится в следственном деле В-6595.
Из справки, находящейся в деле: «...Бурангулов М.А., 1888 года рождения, инвалид. Страдает атеросклеротическим кардиосклерозом, гипертонической болезнью, суставным ревматизмом, стенокардией и радикулитом, по инвалидности (выделено автором) в лагере не работает».
Вниманию читателей предлагаю документ, свидетельствующий о том, что первые попытки освободить Бурангулова из ГУЛАГа по инвалидности успехом не увенчались. Он будет досрочно освобожден из мест заключения только через четыре с половиной года, когда 30 декабря 1959 года Президиум Верховного Совета БашАССР отменит постановление Особого Совещания при МГБ СССР от 18 октября 1950 года в отношении Бурангулова М.А. за отсутствием состава преступления.
Через месяц после своего возвращения из Ангарлагеря в Уфу Мухаметша Бурангулов обратился в прокуратуру Башкирской АССР с просьбой «на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14 августа 1954 года и статей 24 и 25 Положения о прокурорском надзоре истребовать мое [Бурангулова] дело, ...опротестовать Постановление Особого Совещания при МГБ СССР в Президиум Верховного суда БАССР на предмет отмены и прекращения дела за отсутствием в моих действиях состава преступления». Предлагаю читателю фрагмент первой страницы жалобы Мухаметши Бурангулова в прокуратуру Башкирской АССР.

«...Арестовывался в 1918, 1920, 1933, 1937, 1950-х годах»

Уже 30 августа того же года председателю КГБ при Совете министров БАССР поручили произвести тщательную проверку следственного дела В-6595 Мухаметши Бурангулова, выполнив при этом следующее:
– передопросить всех свидетелей о конкретно известных им фактах об антисоветской деятельности Бурангулова М.А., а также установить взаимоотношения обвиняемого со свидетелями;
– передопросить самого Бурангулова М.А. по существу предъявленного ему обвинения;
– путем приглашения специалистов произвести экспертизу всех произведений Бурангулова М.А.;
– проверить, как решались дела на арестованных по делу М.А. Бурангулова: Давлетшина Губайдуллы, Юлтыева Даута и приобщить к делу соответствующие справки;
– после окончания проверки дело с материалами проверки и заявлением Бурангулова М.А. возвратить в прокуратуру БАССР.
Перепроверка архивно-следственного дела В-6595 Мухаметши Бурангулова 1950 года, передопросы как его самого, так оставшихся свидетелей (по делам 1937 и 1950 годов), продолжались три года (с ноября 1956 по октябрь 1959). Нет никаких оснований сомневаться в подлинности этих передопросов, поскольку многие из них были проведены в присутствии помощника прокурора БАССР по надзору за следствием в органах КГБ, а после пункта «Об ответственности за отказ от дачи показаний по первой части статьи 92 УК РСФСР, за дачу заведомо ложных показаний по статье 95 УК РСФСР предупрежден» стоят соответствующие подписи. Более того, личной подписью Мухаметши Бурангулова заверены не только каждая страница его передопроса, но и многие его ответы на наиболее важные вопросы следователя.
Из передопроса М. Бурангулова (1956, 13 ноября):
«Вопрос: За что Вы были арестованы в 1950 году?
Ответ: На следствии меня обвинили в антисоветской нацио­налистической деятельности, в том, что я участвовал в контрреволюционной деятельности с валидовскими националистами и в том, что в последующие годы в своих произведениях проповедовал национализм.
Вопрос: Вы признали себя в предъявленных обвинениях?
Ответ: Я признал себя на следствии в 1950 году виновным только в том, что в своих литературных произведениях допустил ошибки, которые заключались в том, что я мало освещал советскую действительность, увлекся фольклорным материалом, не сумел его критически оценить. Я признал себя виновным и в том, что в начале Февральской революции 1917 года участвовал в организации Башкирского национального правительства, участвовал на съездах и собраниях по организации местных шуро (советов), на которых выступал с требованиями об автономии для Башкирии. Я не отрицал, что в то время полностью не был убежденным сторонником политики Коммунистической партии, не знал ее программу, но я без всякой программы был сторонником освобождения башкирского народа от помещиков и баев...»
Очень важным было и то обстоятельство, что со 2-го передопроса (датированного 15 ноября 1956 года) «по желанию свидетеля (Бурангулова) текст каждого листа протокола допроса будет написан им собственноручно и подтвержден его подписью».
Из передопроса М. Бурангулова (1956 года, 15 ноября):
«...В декабре 1917 года или в начале 1918 года на кантонном съезде Ток-Чуранского кантона я был избран членом кантональной управы и ведал в ней отделом народного образования. В феврале 1918 года после ареста Закия Валидова и его сторонников, произведенного Оренбургским губревкомом, на местах вместо кантональных валидовских управ были образованы кантревкомы, и я был назначен председателем кантревкома Ток-Чуранского кантона со стороны Башревкома. Однако на этой должности мне фактически работать не пришлось, поскольку по инициативе Центрального Духовного Мусульманского управления все муллы начали агитацию против Башревкома, объясняя народу, что Башревком – это большевистское правительство против валидовщины и разные другие грязи начали бросать на Башревком. Именно поэтому Башревком командировал меня в Уфу, где в то время рассматривался вопрос о разделении Духовного управления мусульман, имея в виду образование отдельного для Башкирии духовного управления4.
В начале апреля 1918 года на Оренбург совершили налет дутовские казаки, освободившие из тюрьмы Валидова и других членов контрреволюционного правительства, после чего Башревком из Оренбурга эвакуировался в Стерлитамак. Когда я вернулся в Ток-Чуран, он был занят белоказаками. Я скрылся и уехал в Бузулук, где была Советская власть. В мае того же года Бузулукским отделом народного образования был командирован в Казань для участия в работе созванного Наркомпросом РСФСР Всероссийского мусульманского съезда учителей.
Возвращение из Казани через Самару оказалось невозможным из-за занятия последней белыми. Пришлось по железной дороге ехать до Бугульмы, по пути я заехал в свою родную деревню Верхне-Ильясово к семье, и через 2-3 дня прибыл в Бузулук, который внезапно заняли белоказаки. Я не успел скрыться, меня арестовали и до полусмерти избили, объяснив это участием в Казани в съезде учителей, созванном большевиками, а также за то, что я писал Обращение к башкирскому народу против валидовского правительства5. Из тюрьмы вместе с другими заключенными через месяц меня освободили дружинники Красной Гвардии. Я вернулся в родную деревню, а когда валидовцы возобновили все свои организации6, в том числе и Ток-Чуранскую кантональную управу, меня вызвали работать в качестве заведующего отделом народного образования.
26 мая 1919 года во время наступления Русской армии Колчака Башревком, дислоцировавшийся временно по мартовскому 1919 года «Соглашению Центральной Советской власти...» в селе Темясово, был эвакуирован в Саранск. Оттуда вернулся через полтора месяца (в августе того же года) в Стерлитамак, бывшим до 1922 года временной столицей Малой Башкирии, где начал служить Башкирской Советской республике.
Однако уже осенью того же года молодая Башкирская автономия на пути своего становления встретила активное сопротивление как со стороны соседних и оренбургских властей, так и со стороны Центра: они совершенно открыто не желали отдавать управление Башкортостаном в руки Башревкома. Особенно власть в Республике старались прибрать сидевшие в Башкирском обкоме партии противники автономии Малой Башкирии. На этой почве уже в январе 1920 года произошел открытый конфликт между Башревкомом и Башкирским обкомом РКП(б). Центр поддержал коммунистов и отозвал председателя Башревкома Хариса Юмагулова в Москву. В феврале на его место избрали Ахмет-Заки Валидова, сразу же создавшего местную, независимую от Москвы Башкирскую Чрезвычайную Комиссию, руководителем которой был назначен «свой человек» Фатих Тухватуллин7.
Это было время, когда Центральная власть в Москве готовилась к ограничению автономных прав Башкортостана и присутствие в Башреспублике Ахмет-Заки Валидова было для нее крайне нежелательно. В апреле 1920 года по настоянию Феликса Дзержинского Валидова в Москву отозвал ЦК РКП(б), а 19 мая того же года ВЦИК и Совнарком РСФСР издали декрет «О Государственном устройстве Автономной Советской Башкирской Республики», которым мартовское 1919 года Соглашение было фактически перечеркнуто. План дальнейших действий для членов Башревкома Ахмет-Заки Валидов изложил в теперь хорошо известном письме к ним, датированным 15 июня 1920 года, в котором он советовал своим единомышленникам «захватить в свои руки богатства Башкортостана, усилить требования по возвращению меня и Юмагулова в Башкортостан», а в случае отказа Центра выполнить эти требования, дал рекомендацию образовать независимую от РКП(б) Восточную коммунистическую партию Азии с лозунгом освобождения всех бедных народов Востока, а членам Башревкома разъехаться по Востоку и не оставлять в Стерлитамаке башкир, готовых служить русским шовинистам».
Неудивительно, что уже через несколько дней большинство членов Башревкома покинуло Стерлитамак и разъехалось «по горам и степям Башкирии и Киргизии» (так в то время назывался Казахстан). Осознав полную бесперспективность сотрудничества с Советской властью, в июле 1920 года сам Ахмет-Заки Валидов выехал сначала в Баку, а оттуда – в Среднюю Азию.
Подробно рассказываю обо всех этих событиях потому, что майское постановление о государственном устройстве АСБР, изоляция от Башкортостана Хариса Юмагулова и Ахмет-Заки Валидова подверглись резкому осуждению со стороны части башкирского населения. В июне 1920 года группа башкирских коммунистов из 45 человек, состоящих в основном из известных участников башкирских национальных движений8, направила в адрес Исполнительного комитета III Интернационала Обращение, в котором, в частности, говорилось: «...Мы констатируем, что ЦК РКП(б) нарушил программу партии о праве наций на самоопределение... Мы выходим из состава РКП(б) и образуем самостоятельную Коммунистическую партию, с которой желаем войти в III Интернационал» [26]. Отголоском события 17 июня, когда Стерлитамак покинуло большинство членов Башревкома, стал арест Мухаметши Бурангулова в 1920 году.
Из передопроса М.Бурангу­лова (1959, 15 января):
«...Я был арестован органами ВЧК, будучи председателем Ток-Чуранского кантона. Должен сказать, что вначале я был арестован не самими органами ЧК, а отрядом Габзалимова Курбана, бандитствовашего в то время на территории кантона, который вместе со своими сподвижниками в 1923 или 1924 году за бандитизм Верховным Судом БАССР был осужден к расстрелу. «Габзалимовская шайка» сдала меня в Шарлыкский ЧК Оренбургского уезда, откуда меня переправили в Оренбург.
Мой арест в этом году совпал с периодом бегства Закия Валидова и членов его правительства в Среднюю Азию. Часть бежавших, в частности, Тухватуллин Фатих и Алкин Ильяс были арестованы, я в Оренбургской тюрьме находился вместе с ними. Дело на Тухватуллина и других членов правительства Башкирской республики на месте разбирать не стали, а этапировали их (я оказался вместе с ними) в Москву в распоряжение Центральных органов ВЧК. В Москве я содержался в Бутырской тюрьме с августа 1920 до февраля 1921 года. Следствие по моему делу велось органами ВЧК.
На допросе меня спросили, как я оказался с другими членами правительства Валидова, арестованными за бегство в Среднюю Азию, на который я ответил следователю о своей деятельности с 1917 по 1920 год, а также и об аресте в августе 1918 года белоказаками армии генерала Дутова в Бузулуке, когда его контрразведка обвинила меня в том, что я в Казани был на съезде учителей, созванном большевиками. После этого в течение 7 месяцев я на допрос ни разу больше не вызывался. Затем меня освободили из тюрьмы, выдав документ, в котором, как сейчас помню, было написано, что я пострадал от контрреволюции. Таким образом, по делу 1920 года я был полностью реабилитирован самими следователями органов ВЧК, показавшими мне написанное мною при освобождении воззвание «Собратьям башкирам», переведенное на русский язык.
…Еще раз я арестовывался в 1933 году органами Мелеузовского ОГПУ, когда работал учителем башкирского языка (в Мелеузовской татаро-башкирской школе), но и тогда после продолжительного содержания в тюрьме был освобожден за отсутствием факта обвинения».
Скудные сведения об этом аресте Мухаметши Бурангулова содержатся лишь в следственном деле В-6595: «Бурангулов Мухаметша, 1889 года рождения, арестован 13 марта 1933 года в числе 18 человек по обвинению в том, что является участником контрреволюционной организации, систематически проводившей антисоветскую деятельность; подозревался в совершении преступления, предусмотренного статьей 58 пункт 2 УК РСФСР», но «после свыше двухмесячного содержания под стражей без следствия и суда 16 мая 1938 года по мотивам неустановления следствием фактов, достаточных для привлечения его к ответственности, в числе других пяти арестованных был освобожден, …17 июня 1933 года в отношении других десяти обвиняемых, проходивших по делу, было вынесено заключение, что они являются участниками алаш-ордынского9 контрреволюционного подполья, дело возвращено на доследование; но в ноябре 1933 года все арестованные из-под стражи были освобождены с прекращением в отношении их дальнейшего уголовного преследования».
Передопрос Мухаметши Бурангулова от 15 января 1959 года заканчивается краткой фразой:
«…При аресте в 1937 году в городе Уфе меня обвинили в валидовщине и за связь со сторонниками Валидова и другими лицами из членов правительства Башкирии арестовали в этот год».
Из протокола повторного допроса М.Бурангулова (1950, 23 мая):
«...В 1935–1936 годах я работал в Юматовском сельскохозяйственном техникуме преподавателем башкирского языка и литературы, одновременно обучался заочно в Башпединституте на 3 курсе башкирского литературного факультета. В связи с экзаменационной сессией, состоявшейся в мае 1936 года, я как заочник прибыл в Уфу. В это же время в Уфу приехал из Москвы Шариф Манатов, как я позже узнал, с целью прощупать почву относительно своего устройства на постоянную работу в Башкирии. По случаю его приезда писатель Даут Юлтыев устроил у себя вечер, на который пригласил наиболее близких ему и Шарифу Манатову людей, в том числе Давлетшина Губая, работавшего в то время наркомом просвещения республики, Давлетшина Габбаса, преподавателя Башпединститута и меня, Бурангулова».
Из передопроса М.Бурангу­лова (Иркутск.обл., Ангарлагерь МВД СССР, 1956, 17 февраля)
Вопрос: Что Вам известно о существовании в Башкирии до 1937 года антисоветской националистической организации? Что Вы конкретно об этом знаете и из каких источников?
Ответ: В этот период я работал в Альшеевском районе преподавателем башкирского языка и о существовании в Башкирии антисоветской националистической организации мне ничего не было известно. Я был только свидетелем ряда разговоров, о чем и говорил на допросах в 1938 году. Об антисоветских высказываниях и призывах и о какой-либо политической деятельности мне было ничего не известно.
Вопрос: За что вы арестовывались в 1937 году?
Ответ: После ареста Юлтыева и других валидовцев (речь идет о Губае Давлетшине [24] и Габбасе Давлетшине [2]) арестовали и меня как участника националистического движения.
Вопрос: Были ли Вы после ареста преданы суду и как было разрешено Ваше дело?
Ответ: Во время следствия меня за недоказуемостью в националистическом движении освободили из-под стражи в августе 1938 года.

За отсутствием состава преступления...

17 октября 1959 года генеральной прокуратурой СССР в порядке надзора по следственному делу №2760 Мухаметши Бурангулова был внесен протест на постановление Особого совещания при МГБ СССР от 18 октября 1950 года, по которому он был привлечен к уголовной ответственности по статьям 58-10, часть 1 и 58-11 Уголовного Кодекса РСФСР «за принадлежность к антисоветской националистической группе и антисоветскую агитацию» и заключен в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет, считая с момента ареста.
Ознакомившись с материалами следственного дела Мухаметши Бурангулова и дополнительной проверки, проведенной по заявлению (жалобе) осужденного, поданного им прокурору Башкирской АССР 8 июня 1956 года, то есть через месяц после освобождения из исправительно-трудового лагеря10, Генеральная прокуратура СССР посчитала, что постановление Особого совещания от 18 октября 1950 года в его отношении подлежит отмене, а дело прекращению производством по целому ряду мотивов:
– установлено, что Бурангулов действительно происходит из зажиточной крестьянской семьи и после окончания в 1912 году духовного училища служил муллой, однако в 1917 году он от этого религиозного чина отказался и с этого года начал заниматься педагогической деятельностью;
– действительно, Бурангулов после победы на местах Октябрьской социалистической революции и до перехода правительства Валидова на сторону Советской власти (20 марта 1919 года) служил в местных органах правительства Валидова, занимая руководящие посты в масштабе кантона. Однако на основании заключенного «Соглашения Российского рабоче-крестьянского правительства с Башкирским правительством от 20 марта 1919 года» Бурангулов как член местного правительства Валидова, репрессии не подлежал 11 (выделено автором); cвидетели, допрошенные в процессе предварительного следствия и перепроверки дела, подтверждая службу Бурангулова в местных правительственных органах Валидова, о его практической контрреволюционной деятельности ничего не сказали;
– факт обвинения Бурангулова об участии его в 1920 году в проведении контрреволюционного саботажа основан на признательных показаниях самого осужденного и данных его ареста в 1920 году органами ЧК. Проверкой установлено, что Тухватуллин Фатих, Идельгужин Карим, Смаков Муса, Каспранский (Измайлов) Ахметкамал, якобы являвшиеся руко­водителями и участниками организованного контрреволюционного саботажа в 1920 году и осужденные в свое время, уже реабилитированы;
– в уголовном деле имеются копии документов Оренбургской губернской тюрьмы, в которых значится, что в ней содержался Бурангулов Мухаметша, арестованный в 1920 году за контрреволюцию и направленный впоследствии в распоряжение ВЧК в г.Москву. Однако вскоре после этого ареста Бурангулов был освобожден и к уголовной ответственности не привлекался;
– из приобщенных к делу официальных документов видно, что Бурангулов после освобождения из заключения в 1920–1922 годах занимался научной и педагогической деятельностью, свидетели (приведены фамилии десяти человек. – Авт.) охарактеризовали его в политическом отношении положительно и заявили, что в какой-либо форме антисоветской деятельности за ним не наблюдали. В материалах дополнительной проверки имеются показания свидетелей [приведены фамилии шести человек. – Ю.Е.] о том, что Бурангулов проявлял себя как противник советской власти. Однако показания этих свидетелей другими свидетельскими показаниями, как отмечалось выше, не подтверждены;
– обвинение Бурангулова о связях с башкирскими националистами в 1921 году во время пребывания его в Ташкенте основано исключительно на показаниях самого осужденного и другими объективными данными не подтверждено;
– будучи передопрошенным 11 февраля 1959 года, Бурангулов заявил, что его показания в протоколах допросов 1950 года записывались следователем неправильно. Это подтверждается и тем, что Альмухаметов Газиз12, являвшийся по показаниям Бурангулова, якобы лицом, связывающим националистов, проживавших в Средней Азии и БАССР и осужденный за это в 1938 году, реабилитирован определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 11 июля 1957 года.
– обвинение Бурангулова в участии его в 1935 году на сборище националистов, происходившем в Уфе на квартире Давлетшина Губайдуллы и Юлтыева Даута, также являются необоснованными. Давлетшин Губайдулла, Юлтыев Даут, осужденные в свое время за участие в контрреволюционной националистической и повстанческой организации, якобы возглавляемой Быкиным М.Б.13, Тагировым А.М.14 и другими, уже реабилитированы совместно со своими «руководителями»;
– дополнительная проверка показала, что Бурангулов в 1933 и 1937 годах арестовывался органами НКВД СССР как участник буржуазно-националистической организации, однако оба раза был освобожден без предания суду;
– на предварительном следствии в 1950 году Бурангулов обвинялся и в том, что как писатель-драматург в своих некоторых произведениях в освещении исторического прошлого башкирского народа допускал серьезные идеологические ошибки. Из дела установлено, что имевшиеся недостатки в творческой деятельности Бурангулова являлись предметом обсуждения партийных организаций; Правлением Союза советских писателей Башкирии 26 октября 1946 года был исключен из Союза писателей Башкирии. Однако постановлением Правления Союза писателей СССР от 21 ноября 1947 года был восстановлен в рядах советских писателей.
Осуждение Бурангулова по ст.58-10 УК за его ошибки в литературных произведениях, изданных в свое время советским государственным издательством, совершенно неправильно [выделено автором. – Ю.Е.]. Поэтому, руководствуясь ст. 25 Положения о прокурорском надзоре в СССР, прошу постановление Особого совещания при МГБ СССР от 18 октября 1950 года в отношении Бурангулова Мухаметши Абдрахмановича отменить, дело производством прекратить за отсутствием состава преступления.
Зам. Генерального прокурора СССР
Государственный советник юстиции 1 класса Подпись.

Через три дня после появления этого документа, 30 октября 1959 года, Президиум Верховного Суда Башкирской АССР рассмотрел в своем заседании уголовное дело по протесту генеральной прокуратуры СССР на постановление Особого Совещания при МГБ СССР от 18 октября 1950 года в отношении Бурангулова Мухаметши Абдрахмановича и отменил последнее за отсутствием состава преступления.

Остался в памяти народной

И все же Мухаметша Бурангулов еще многие годы вплоть до своей смерти, последовавшей в Уфе 9 марта 1966 года, фактически полностью реабилитирован не был. Его попытки восстановиться во всех своих правах и вернуть незаконно отнятые при аресте (архив и личную библиотеку) успехом не увенчались. Было отказано и в реабилитации литературных произведений драматурга: полный запрет на печатание произведений был, безусловно, самым тяжелым ударом в спину человека, перенесшего тяжелые жизненные испытания.
15 февраля 1960 года на прошедшем в Уфе областном совещании интеллигенции, посвященном задачам партийной пропаганды, против восстановления Мухаметши Бурангулова в Союзе писателей Башкирии выступил секретарь Башкирского обкома партии Х.С.Сайранов [26]. В прениях по его докладу один из тогдашних руководителей Союза писателей Башкирии выразил общее мнение респуб­ликанского руководства и общественности по этому вопросу. Он, в частности, сказал: «…Вот наши соображения об общественной роли, духовном облике и, наконец, о признании того, кого партия называет своим боевым помощником. Быть помощником партии – это значит быть призванным не только исполнять, но и выражать самому ее волю, волю партии, а для того, чтобы выражать эту волю, она должна быть в тебе самом, должна быть партийной… За последнее время Правление Союза писателей имело случай, когда у нас не хватило политической оценки. Приведу конкретный факт, когда наш старый литератор Мухаметша Бурангулов вышел из заключения, его восстановили в гражданских правах, что было делом гражданских властей.
Другое дело, когда Союз писателей, идеологическое учреждение, не изучив творчество Бурангулова, поспешно восстанавливает его в рядах Союза писателей СССР, объективно признав пригодным его ошибочное творчество, осужденное решением ЦК [партии]. Писатель может быть членом Союза писателей лишь тогда, когда его произведения отвечают требованиям высокой политической идейности… Грубо говоря, Бурангулов стал членом Союза писателей за свои старые, идейно вредные произведения, его творчество далеко от того, чтобы помочь партии в воспитании людей».
Неудивительно, что на театральную сцену произведения Мухаметши Бурангулова вернулись лишь в 1990-ые годы. Сначала, через два года после его смерти, на страницах литературного журнала «Агидель» на башкирском языке увидел свет эпос «Урал-батыр». В 1975 году его перевели на русский язык, и эпос вошел в 1-й том двухтомника «Героический эпос народов СССР» (Москва: Худ. литература).
Собранные Мухаметшой Бурангуловым фольклорные материалы «Урал-батыр», «Заятуляк и Хыухылу», «Кара-юрга», «Акхак кола», «Кунгыр Буга» составили основное содержание 5-й книги «Башкирского народного эпоса» (1977, Москва: Наука, ред. А.Сулейманов), многотомной серии «Эпос народов СССР», выпускаемой главной редакцией Восточной литературы издательства «Наука».
Собранные Мухаметшой Бурангуловым фольклорные материалы заняли достойное место в многотомном «Башкирском народном творчестве», систематизированном научном издании образцов башкирского фольклора в переводе на русский язык, выпускаемом Институтом истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской академии наук.
В 1994–2008 годах в Уфе издательство «Китап» выпустило три книги Мухаметши Бурангулова на башкирском языке [26-29], а в Мелеузе, где он проживал с 1930 по 1935 годы, городская библиотека, носящая имя Мухаметши Бурангулова, опубликовала 100-страничный дайджест «Имя его в сердце народном» [30], посвященный памяти своего земляка.
Не только нам, но и будущему поколению нужно знать малоизвестные или совсем неизвестные страницы биографии Мухаметши Бурангулова, замечательного знатока народного творчества и собирателя фольклора башкирского народа, внесшего неоценимый вклад в национальную культуру своего народа.

1 К заявлению Мухаметша Бурангулов приложил копию договора о написании этого эпоса «бригадой» сотрудников Института.

2 Речь идет о журнале «Эдеби Башкортостан» («Литературная Башкирия», с 1949 года), до 1930 года выходил под названием «Октябрь», с 1961 – литературно-художественный и общественно-политический журнал «Агидель», учредителем которого являются Правительство РБ и Союз писателей РБ.

3 Из архивной справки (1919) Бузулукского Укома РКП(б): «Бурангулов Мухаметша состоит членом РКП(б) с 15 мая 1919 года, является членом и председателем партиячейки Ток-Чуранского кантона (мусульманская секция)». В 1922 году из членов РКП(б) Мухаметша Бурангулов выбыл механически.

4 Речь идет о Башкирском муфтиате (Главном управлении мусульман Башкортостана), образованном на 3-м Всебашкирском курултае (Оренбург, 1917, декабрь) в целях создания независимого от ЦДУМа Внутренней России и Сибири собственного Башкирского Мусульманского Духовного управления, первым муфтием которого стал Сагит Мрясов (1917–1921).
5 Речь идет о статье Мухаметши Бурангулова «Разъяснение братьям-башкирам», опубликованной 21 (8) марта 1918 года в газете «Янга-Вакыт» (Новое время).
6 Башкирское правительство возобновило свою деятельность 16 июня 1918 года после захвата Челябинска белочехами. В его состав вошли Сагит Мрясов (временный председатель), члены правительства: Габдулла Адигамов, Габдулхак Габитов, Саитгарей Магазов, Муллаян Халиков, Ахмет-Заки Валидов. Последний стал заведующим Военным отделом, одновременно и председателем Военного совета Башкирского правительства. Это правительство сразу же восстановило тесный контакт со всеми центрами контрреволюционного движения на востоке страны – Временным Сибирским Правительством, Самарским Комучем и атаманом А.И.Дутовым, захватившем Оренбург в июле 1918 года.

7 Тухватуллин Ф.Н. (1894–1938), член РКП(б) с 1918 года, с февраля 1919 – нарком внутренних дел и национальностей в правительстве А.-З.Валидова, заместитель председателя Башревкома, руководивший в период отсутствия Валидова работой правительства. Репрессирован (1937), расстрелян. Реабилитирован (1957).
8 В числе подписавших это Обращение в адрес Исполкома III Интернационала стояла и фамилия Мухаметши Бурангулова, в то время члена РКП(б) с 1919 года, в дальнейшем выбывшим из партии механически.

9 Мухаметшу Бурангулова арестовали в 1933 году, по-видимому, как бывшего сторонника Алашской автономии (декабрь 1917 – март 1922), первого территориального образования на территории Российской части Центральной Азии с центром в Оренбурге, предопределившего создание Казахской АССР, преобразованного затем в союзную республику, именуемую в настоящее время Республикой Казахстан.

10 Мухаметша Бурангулов был освобождён 12 мая 1956 года из места заключения (Иркутская область, г.Тайшет п/я 215/053) по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 3 сентября 1955 года «О досрочном освобождении из мест лишения свободы инвалидов, престарелых лиц…»

11 Из «Соглашения Центральной Советской власти с Башкирским правительством о Советской Автономной Башкирии» (1919, 20 марта), подписанного председателем СНК В.И.Лениным, и.о. председателя ВЦИК М.Ф.Владимировым, народным комиссаром по делам национальностей И.В.Сталиным, секретарем ВЦИК А.С.Енукидзе, председателем Башкирского правительства М.Д.Халиковым, адъютантом командующего Башкирского войска А.И.Бикбавовым: «п. 16 Члены Башкирского правительства, административных учреждений и общественных организаций не подлежат репрессиям за свою минувшую деятельность».

12 Альмухаметов Г.С. (1895–1938), композитор, музыкально-общественный деятель, народный артист БАССР (1929), с 1932 работал в Уфимском музыкальном училище, одновременно в БашНИИ языка и литературы. Репрессирован (1937), расстрелян, реабилитирован (1957).

13 Быкин Я.Б. (1888–1938), советский партийный и государственный деятель. В 1929–1937 годах первый секретарь Башкирского отдела ВКП(б). Репрессирован (1937), расстрелян, реабилитирован (1956).
14 Тагиров А.Т. (1890–1937), писатель, общественный деятель. С 1931 года – председатель БашЦИК, одновременно с 1934 – председатель Союза писателей
БашАССР. Репрессирован (1937), расстрелян, реабилитирован (1956).

Литература

1. Хамидуллин Б.Д. «Дело №2760» / Башкирский фольклор: Исследования и материалы. Вып.6. – Уфа: Гилем, 2004. – 232 с.
2. Котов В.Г. Башкирский эпос «Урал-батыр»: Историко-мифологические основы. – Уфа: Гилем, 2006. – 408 с.
3. Мухаметша Бурангулов-сэсэн, драматург, общественный деятель: Материалы Между­народной научно-практ. конференции, пос­вя­щенной 130-летию со дня рождения Мухаметши Бурангулова (г.Уфа, 26 октяб­ря 2018г.) // отв.ред. Б.А.Азнабаев, Н.М.­Кал­мантаев. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2019. – 256 с.
4. НА УНЦ РАН. Фонд З. Оп.12. Дела 445, 446.
5. НА УНЦ РАН. Фонд 25. Оп.1. Д.57. – 12 с.
6. Зарипов Н.Т. Мухаметша Бурангу­лов – народный сэсэн-сказитель. /Сказительное и литературное твор­чество Мухаметши Бурангулова. Сб. статей. /БНЦ РАН – Уфа, 1991. – с.6-19.
7. НА УНЦ РАН. Фонд 3. Оп. 12. Д. 445. Л. 263-264.
8. НА УНЦ РАН. Фонд 25. Оп. 1. Д. 57. Л. 6-7.
9. Ергин Ю.В. «От имени башкир – Шариф Манатов». // Педагогический журнал Башкортостана. – 2008. – №1(14). – с.126-144.
10. Ергин Ю.В. Судьба трагическая и яркая. [О Х.Габитове] // Ватандаш. – 2018. – №6. – с.9-34.
11. Ергин Ю.В. Абдулла Адигамов, первый нарком просвещения Большой Башкирии. //Педагогический журнал Башкортостана. – 2007. – №3(10). – с.86-100.
12. Ергин Ю.В. Габдрахман Фахрет­динов (Подлинные документы След­ственного дела В-4506 журналиста и историка Г.Фах­ретдинова, сына муфтия ЦДУМ Ризаитдина Фахретдинова). // Ватандаш. – 2016. – №2. – с.45-61.
13. Ергин Ю.В. Хадиат Сагадиев, последний нарком просвещения Малой Башкирии. // Педагогический журнал Башкортостана. – 2012. – №4 (41). – с.91-106.
14. Ергин Ю.В. Академический центр Башкирского наркомата просвещения (1922–1936). // Вестник Башкирского университета. – 2006. Том 2. – №1. – с.121-128.
15. НА РБ. Фонд Р-933. Оп. 1. Д. 75. Л. 32.
16. НА РБ. Фонд Р-394. Оп. 5. Д. 10. Л. 37.
17. НА РБ. Фонд Р-798. Оп.1. Д. 1268. Л. 14.
18. НА РБ. Фонд Р-394. Оп. 1, Д. 30. Л. 4.
19. НА РБ. Фонд П-122. Оп. 24. Д. 4. Л. 2-60.
20. НА РБ. Фонд П-25. Оп. 1. Д. 59.
21. НА РБ. Фонд П-122. Оп. 29. Д. 566
22. НА РБ. Фонд П-122. Оп. 10. Д. 10.
23. Ергин Ю.В. Расстрелянный нар­ком (к 115-летию Г.К.Давлетшина). // Педа­гогический журнал Башкорт­остана. – 2008. – №6(19). – С.108-123.
24. Ергин Ю.В. Габбас Давлетшин, один из основоположников современ­ного баш­кирского языкознания. //Пе­дагогический журнал Башкортостана. – 2009. – №4(23). – С.133-141.
25. НА РБ. Фонд П-9776. Оп.2. Д.50. Л.30.
26.НА РБ. Фонд П-122. Оп.47. Д.202. Л.98.
27. Бурангулов М.А. Таштугай: Пьесы. /Сост. И. Буляков/. – Уфа: Китап, 1994. – 494 с. (башк. яз).
28. Бурангулов М.А. Завещание сэсэна: О народном творчестве и его создателях, сва­дебные обряды, старинные песни, легенды, кубаиры. – Уфа: Китап, 1995. – 352 с. (башк. яз).
29. Бурангулов М.А. Избранные произ­ведения. Уфа: Китап, 2008. – 488 с. (башк. яз).
30.Имя его в сердце народном: М.А.Бу­ран­гулов (1888–1966): дайджест/ Сост. Н.С.Исхакова. – Мелеуз, 2011. – 102 с.