МУХАМЕТША БУРАНГУЛОВ И ЕГО СЛЕДСТВЕННОЕ ДЕЛО В-6595

В декабре 1990 года дирекция Института истории, языка и литературы Башкирского научного центра Уфимского отделения АН СССР обратилась в Комитет государственной безопасности Башкирской АССР с просьбой дать возможность ознакомиться с уголовным делом Мухаметши Бурангулова, работавшего с 1938 года научным сотрудником НИИ истории, языка и литературы при Башсовнаркоме, для более глубокого изучения его биографии и творчества. Институту предоставили 17 протоколов допросов Бурангулова, проведенных с апреля по июнь 1956 года (71 лист), и другие документы (датированные 1956–1959 годами), связанные с реабилитацией драматурга по указу Президиума Верховного Совета СССР от 3 сентября1955 года. Он был обвинен «в принадлежности к антисоветской националистической группе, антисоветской агитации» и осужден 18 октября 1950 года постановлением Особого совещания при МГБ СССР к десяти годам лишения свободы.
В сопроводительном письме к предоставленным материалам дирекцию института предупредили: «данные в них не перепроверены, и это обстоятельство необходимо учитывать при их использовании».
Неизвестно, был ли ознакомлен с этой припиской от КГБ сотрудник института, опубликовавший в сборнике «Башкирский фольклор: исследования и материалы», подготовленном к изданию накануне конференции, посвященной 110-летию со дня рождения Мухаметши Бурангулова, статью «Дело №2760» [1]. Долгое время эта публикация, датированная 2004 годом, была единственным источником, проливающим свет на малоизвестные страницы биографии известного башкирского фольклориста и драматурга, которому в 1944 году было присвоено почетное звание «Народный сэсэн БАССР», а 18 октября 1950 года отобрано в связи с его осуждением и заключением в исправительно-трудовой лагерь. Этот материал не только часто цитировался, но и отдельными фрагментами воспроизводился в серьезных научных исследованиях. Например, в монографии В.Г.Котова «Башкирский эпос «Урал-Батыр»: историко-мифологические основы» [2].
Автор статьи [1] назвал следственное дело №2760 (в настоящее время оно вошло первым из пяти томов, числящихся в УФСБ по РБ под номером В-6595) «конспективно изложенной гебистами (читай – сотрудниками органов госбезопасности. – Ю.Е.) историей башкирского движения 1917–1919 годов и так называемого башкирского национализма, преследовавшегося органами на протяжении всей советской истории» [1, с.19] и сгруппировал перечень документов, предоставленных институту и составивших большую часть текста статьи, в несколько групп.
К первой он отнес документы об открытии и закрытии следственного дела (с ордера на арест до пакета документов, собранных для Особого совещания при МГБ СССР). Во вторую и третью вошли протоколы допросов (только до 10 июля 1950 года) и выписки из допросов свидетелей, проходивших по делу №2760: это земляки Бурангулова и члены Союза писателей, передопрошенные в мае 1956 года, уже после выхода его на свободу в процессе подготовки материалов для реабилитации драматурга.
В четвертую группу автор [1] включил документы, приобщенные к следственному делу и перечисленные в заявлении Мухаметши Бурангулова, которое он направил в прокуратуру БАССР после своего досрочного освобождения из заключения, а в пятую – копии газетных публикаций фольклориста с их переводом на русский язык. И, наконец, в последней значатся еще 15 документов, так или иначе связанных с именем Бурангулова и хранящихся в Национальном архиве РБ. Это выписка из статьи «О состоянии и мерах улучшения агитационно-пропагандистской работы парторганизаций» («Спутник агитатора». 1945, №3-4); сообщение первого секретаря Башкирского обкома партии С.Д.Игнатьева секретарю Политбюро ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову (1944); материалы XVI Пленума Башкирского обкома ВКП(б), обсудившего работу Пленума Союза писателей Башкирии, исключившего Мухаметшу Бурангулова из членов Союза (1944); определение Верховного Суда СССР по делу Даута Юлтыя, проходившего в 1956 году по делу №2760 как уже реабилитированного; и справка об итогах реабилитации и пересмотра литературы реабилитированных авторов, представленная в 1961 году в Башкирский обком КПСС. Автор многократно упомянутой выше публикации заявил, что «Дополнения к делу №2760», ставшие предметом более подробного изучения прокуратурой БАССР заявления Мухаметши Бурангулова, датированного 2 июля 1956 года, «внесены гебистами в форме первого лица как бы от имени самого Мухаметши Бурангулова и сочинены дознавателями под видом его показаний в 1950 году». Свою статью он закончил фразой: «Дело №2760 есть, по сути, краткая чернуха, вобравшая в себя имена башкирских деятелей, уничтоженных физически и духовно властями и их «оруженосцами» при моральной поддержке определенной части общества» [1, c.39].
Надеемся, что наше небольшое исследование, в основу которого положены подлинные документы следственного дела В-6595 (в пяти томах) Мухаметши Бурангулова, хранящегося в архиве УФСБ по РБ, послужат толчком к последующим изысканиям в создании научной биографии выдающегося знатока народного творчества и собирателя башкирского фольклора. Прошедшая осенью 2018 года в Уфе Международная научно-практическая конференция «Мухаметша Бурангулов – сэсэн, драматург, общественный деятель», посвященная 130-летию со дня рождения выдающегося башкирского фольклориста [3], к сожалению, практически ни на шаг не продвинулась в этом направлении. При написании настоящей статьи автор использовал и те документы, которые хранятся в Научном архиве Уфимского научного центра Российской академии наук [4–5] и Национальном архиве РБ [13–16].

Корни: начало начал

Мухаметша Абдрахманович Бурангулов родился 15 декабря 1886 года в деревне Верхне-Ильясовой Юмран-Табынской волости Бузулукского уезда Самарской губернии (ныне Красногвардейский ра­йон Оренбургской области) в семье крестьянина-середняка. Детство его было трудным: в девять лет лишился отца, а в двенадцать и вовсе остался круглым сиротой.
Из допроса М.Бурангулова (1950, 10 июня): «Мой отец умер в марте 1900 года. При жизни вместе с братом он имел более 30 десятин земли, после смерти брата она целиком перешла в его собственность. Еще отец имел 20 голов лошадей с подростками, 10 коров и голов 20 овец. Относительно его, якобы, службы старшиной волости сообщаю, что отец действительно избирался обществом на должность волостного старшины, но прослужив два-три месяца (а не 10 лет, как указано в представленном следствию сельсоветом справке), был отстранен от этой должности не то земским начальником, не то самим губернатором. Как судимый за участие в беспорядках при разделе земли, во время которых был убит землемер, отец отсидел 6 лет в Петропавловской крепости»1.
Тяга к знаниям у Мухаметши появилась очень рано. Окончив земскую школу в соседней деревне Старо-Юлдашевой, в 1901 году он поступает в медресе Саитовского посада в Каргале у Хайруллы Галикеева2 при 7-й мечети. В свободное от учебы время работает приемщиком на мельнице Фаткуллы Забирова в городе Актюбинске, учительствует в Актюбинском уезде среди казахского населения, а летом 1907 и 1908 годов во время дополнительной переписи населения здесь же трудится переводчиком.
В год окончания Каргалинского медресе (1907) в жизни подростка происходит событие, оказавшее большое влияние на его дальнейшую судьбу. В ауле Идрисово Бурзянской волости Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии он знакомится со знаменитым кураистом и сэсэном-импровизатором Габитом Аргынбаевым3, обладавшим большим даром воспроизводить по памяти многие эпические произведения башкирского народного творчества. Тогда Бурангулов был еще шакирдом схоластического мусульманского медресе и, конечно, не мог понимать научного значения фольклора. Скорее всего, старался точнее запомнить все услышанное от Аргынбаева только для того, чтобы затем самому рассказать во время словесных состязаний среди шакирдов.
Габит Аргынбаев, которого в народе называли просто Габит-сэсэн, пробудил в душе юного Мухаметши не только горячий интерес к фольклору, но и стремление к познанию особенностей устно-поэтического народного творчества. В 1908 году, во время обучения в медресе «Хусаиния», юноша встретился с Ризаитдином Фахретдиновым, в то время редактором газеты «Вакыт» (Время) и журнала «Шура» (Совет), издававшихся на языке тюрки в Оренбурге. Маститый просветитель и ученый одобрил первые фольклорные записи молодого собирателя, поведав ему об историческом и художественном значениях произведений устного народного творчества, о роли сэсэнов и кураистов.
Эта встреча сыграла решающую роль в дальнейших изысканиях Мухаметши: его юношеское увлечение скоро переросло в сознательную и целенаправленную деятельность, а запись фольклорных произведений в их целостности и особой художественной выразительности стала впоследствии и смыслом всей его жизни [6]. Встреча с Ризой Фахретдиновым, всколыхнувшая душу юноши, послужила началом его неутомимой подвижнической работы по собирательству и сохранению национального фольклора, принесшей ему в будущем не только славу первого народного сэсэна Башкирской АССР (1944), писателя-драматурга и ученого-фольклориста, но и многочисленные личные бедствия и разочарования.
В 1910 году Мухаметша Бурангулов впервые записал от Габита-сэсэна поэтический текст кубаира «Урал-батыр», который в свою очередь импровизатор усвоил от другого сэсэна Ишмухамета Мурзаханова (настоящее имя – Мурзакай Балапанов), проживавшего в ауле Балапаново Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии (ныне Абзелиловский район РБ). Мухаметша, поддерживая связь с сэсэном, и в последующие годы часто слушал и изучал его репертуар, встречался с ним на сабантуях и празднествах, где проводились не только национальные спортивные игры, но и происходили выступления – состязания народных талантов. В хранящейся в Научном архиве Уфимского научного центра РАН рукописи «Творцы фольклора» Бурангулов пишет о том, что Габит-сэсэн-кураист на них, как правило, всегда выходил победителем. Так, по итогам двух байге, одно из которых в 1912 году провел оренбургский губернатор Н.А.Сухомлинов в честь 100-летия победы в Отечественной вой­не 1812 года, а второе в 1920-м организовало Башкирское автономное правительство в Стерлитамаке, Габиту-сэсэну вручили первые призы [6]. Манеру исполнения Аргынбаевым текстов фольклорных произведений, буквально пропущенных импровизатором через свое сердце, в той же рукописи Мухаметша описал следующими словами: «Когда он рассказывает, забывшись, весь уходит в тот эпический мир, по ходу повествования то громко засмеется, то заплачет и с комом в горле остановится. Попьет тогда холодной воды, а потом долго сидит молча. Затем приставит ко рту курай и играет любимую мелодию. И так продолжается до тех пор, пока он не успокоится и не возобновит прерванный рассказ» [7].
Из допроса Бурангулова (1950, 11 апреля): «В зимние периоды с 1907 года по 1912 годы я обучался в Оренбурге в медресе Хусаиния. В 1910-м меня призвали на военную службу, но признали белобилетником. Летом 1912 года я окончил Хусаинию с присвоением звания имам-хатыба и с декабря того же года до Февральской революции 1917 года служил указным муллой в Соборной мечети деревни Каипкуловой Ново-Башкирской волости Оренбургской губернии»4.
Из передопроса Бурангулова (1956, 19 ноября): «Когда я учился в медресе Хусаиния, никакого понятия о политике не имел. Мы, все обучавшиеся в медресе, считали, что, кто против правительства, тот и революционер. Именно с такими взглядами я встретил Февральскую, а потом и Октябрьскую революции 1917 года».
Особенностью протоколов допросов Мухаметши Бурангулова 1950 года, находящихся в следственном деле В-6595, является то, что иногда в один и тот же день на похожие вопросы он давал не совсем одинаковые ответы. Такие несовпадения касались, например, хронологии, когда речь шла о каком-то конкретном событии и документе или перечне событий в их временной последовательности. В протоколах, датированных 1950 годом, часто встречаются фразы «точно не помню», «позже уточню» и другие, аналогичные по смыслу. Следует иметь в виду и тот факт, что в своей жалобе, направленной в прокуратуру БАССР в июне 1956 года, сразу же после досрочного освобождения из ГУЛАГа (май того же года), Бурангулов прямо заявляет о том, что практически все протоколы допросов подписаны им без предварительного прочтения, поскольку они составлялись не во время допроса, а позже. Поэтому целый ряд несовпадений в ответах на поставленные следователем одни и те же вопросы (часто они менялись даже в один и тот же день) возникли из-за неточного изложения последними сказанного подследственным на самом деле.
Такие несовпадения, а часто и явные противоречия в показаниях Мухаметши Бурангулова объясняются и большой интенсивностью его допросов, нередко проводившихся глубокой ночью. В следственном деле В-6595 имеется справка, представленная в прокуратуру БАССР в конце 1956 года, из которой следует, что во время нахождения заключенного в Уфе во временной тюрьме с 13 апреля по 26 декабря 1950 года он допрашивался более ста (!) раз шестью (!) разными следователями, причем на момент составления этого документа наиболее «активный» из них был уже уволен из органов госбезопасности. Только 8 марта 1950 года этот следователь вызывал Бурангулова на допрос 18 (!) раз. Причем часть из них, начавшихся поздно вечером, завершалась глубокой ночью только на утро следующего дня.
В этой связи особенно ценными являются показания, данные Бурангуловым в январе-феврале 1959 года уже не в качестве обвиняемого, а свидетеля (выделено автором. – Ю.Е.), вызванного на передопросы в связи с проверкой материалов по его жалобе в прокуратуру БАССР после освобождения из ГУЛАГа и возвращения в Уфу. Эти показания не только соответствуют его автобиографии, датированной 1959 годом, находящейся в настоящее время в Научном архиве УНЦ РАН [8], но и проливают свет на целый ряд малоизвестных и не отраженных в указанном документе эпизодах и даже этапах жизненного пути. Это, в частности, аресты летом 1918 года в Бузулуке, июне 1920 года в Оренбурге, летом 1933 года в Мелеузе и осенью 1937 года в Уфе.

Годы революций и Гражданской войны

1917 год стал знаменательным и судьбоносным не только для России в целом, но и для всего мусульманского населения страны. 1–11 мая в Москве по инициативе Временного центрального бюро российских мусульман состоялся первый Всероссийский мусульманский съезд5, а в Башкирском крае прошли три курултая (съезда), определившие стратегию Башкирского национального движения. Это 1-й Всеобщий съезд башкир в Оренбурге (20–27 июля 1917 года), 2-й областной съезд в Уфе (25–29 августа) и Всебашкирский учредительный курултай в Оренбурге (8–20 декабря, 21 декабря 1917 – 3 января 1918 гг. по новому стилю), на котором была принята резолюция об утверждении автономии Башкортостана в границах Малой Башкирии.
Мухаметша Бурангулов оказался вовлеченным в самую гущу Башкирского национального движения. Его фамилия фигурирует в списке делегатов всех перечисленных выше курултаев. Именно во время их прохождения в газетах «Башкорт» (орган Башкирского центрального Шуро, издавалась с июля 1917 года) и «Яна Вакыт» (с ноября 1917-го главный редактор Фатих Карими) увидели свет статьи Бурангулова, впоследствии приобщенные (в переводе на русский язык) к следственному делу В-6595. На 1-м Всебашкирском курултае, проходившем в июле 1917 года в Оренбурге, Бурангулов, как делегат от башкир Пугачевского уезда Самарской губернии, кратко выступил два раза. В следственном деле представлены экземпляры номеров газеты «Башкорт» (№4 от 25 июля и №5 от августа 1917-го), в которых увидели свет материалы этого съезда.
В первом выступлении Бурангулов просит докладчика Ахмет-Заки Валидова «разъяснить вопросы государственной, федеративной и областной автономии» (так в тексте, переведенном на русский язык. – Ю.Е.). Второе его выступление сделано в прениях по докладу молодой учительницы Рабиги Юмагуловой6 по женскому вопросу, внесенному в регламент работы съезда этой единственной женщиной-делегаткой от Самарской губернии. В своем выступлении Юмагулова выдвинула семь требований, в числе которых главными были названы одинаковые с мужчинами политические и гражданские права и право участия женщин в политических и общественных делах. Во внесенной делегаткой резолюции предполагалось запретить выдавать замуж башкирских девушек, не достигших 16-летнего возраста, закрепить непротиворечащее шариату право не носить чадру и ввести всеобщее обязательное обучение девушек на башкирском и русском языках.
Из газеты «Башкорт» (1917, 8 августа): «Председательствующий Заки Валидов призывает Бурангулова говорить только о светских и политических правах башкирской женщины, оставляя ее религиозные права на рассмотрение духовенства и Духовного собрания. Но большинство присутствующих приходит в ярость против председательствующего Валидова, упрекая его в непонимании шариата. После этого Бурангулов продолжает свое выступление, но присутствующие поднимают шум и против него. В конце своего выступления Бурангулов высказался за предоставление права женщинам избирать и быть избранными, не нарушая мусульманского шариата» [так в русском переводе текста. – Ю.Е.].
Из допроса М.Бурангулова (1950, 10 июня): «В мае 1917 года в Москве состоялся Всероссийский мусульманский съезд, делегаты которого от башкирского народа нашли необходимым созвать в Оренбурге в Караван-Сарае Всебашкирский съезд. В это время я, добровольно отказавшись от духовного звания муллы, уже работал преподавателем приходской школы при Каипкуловской мечети. Во время мобилизации 1914 года, как преподаватель приходской школы, был освобожден от воинской службы, а в 1916 году уехал в Бузулук. Там я работал в должности школьного инструктора отдела народного образования Юмаран-Табынской (так в тексте, правильно Юмран-Табынской. – Ю.Е.) волости Бузулукского уезда Самарской губернии (ныне Люксембургский район Чкаловской области) …По окончании 1-го Всеобщего съезда башкир в Оренбурге на основании его решения с двумя другими делегатами съезда Ильясовым Абдрахманом (сын муллы, работал учителем) и Агишевым Ишмухаметом (мулла деревни Актыново Бузулукского уезда) организовал Ток-Чуранское районное шуро. Председателем был избран Ильясов, секретарем Юлтыев Даут7 (из деревни Юлтыевой Юмаран-Табынской волости Оренбургской губернии), казначеем Агишев, а я как член шуро ведал вопросами народного образования…
Учредительный съезд, состоявшийся в конце 1917 года в Оренбурге, принял положение об организации на местах местных органов власти – кантонных управ. Такая управа была создана и в Ток-Чуранском кантоне. Его председателем стал Абдрахман Ильясов, среди других шести членов управы был избран и я, Бурангулов, одновременно ставший и заведующим отделом народного образования».
В освещении событий, связанных с арестом Башкирского правительства в Оренбурге и всем, что за этим последовало, непосредственное участие принял и Мухаметша Бурангулов. 21 (8) марта в газете «Янга-Вакыт» (Новое время8) он опубликовал статью «Разъяснение собратьям-башкирам» (1917, №7), в которой призвал башкир удержаться от конфликтов с татарским населением. Из этой статьи, перевод которой на русский язык находится в следственном деле Бурангулова, мы узнаем о том, что для расследования ареста Башкирского правительства создали специальную комиссию из 12 человек, в состав которой поровну вошли представители: из Казани; как от правого крыла оренбургского МВРК, организовавшего арест, так и от его левого крыла, образованного непосредственно в день ареста (Абдулла Давлетшин, Бахтигарей Шафиев и другие); от Оренбургского губревкома; от Тургайского областного комиссариата, а также «два представителя от башкир, одним из которых был я» [Бурангулов].
То обстоятельство, что Мухаметша Бурангулов вошел в состав следственной комиссии по расследованию обстоятельств ареста членов Башкирского правительства в Оренбурге, с одной стороны, говорит о его большом авторитете в соответствующих кругах башкирского общества, с другой, как увидим ниже, послужит в пользу его освобождения в августе 1921 года из Бутырской тюрьмы в Москве «как пострадавшего от контрреволюции».

У истоков формирования башкирской советской драматургии

В августе 1920 года Мухаметша Бурангулов ушел с должности председателя Ток-Чуранского кантис­полкома, преподавал башкирский язык и литературу сначала в своей родной деревне Верхне-Ильясово, а потом в средних учебных заведениях Стерлитамака, Уфы, Мелеуза, Юматово и Альшеево. Одновременно в 1933–1935 годах Мухаметша заочно обучался на литературном отделении Башкирского государственного педагогического института, который не окончил в связи с задержанием осенью 1937 года органами НКВД БашАССР местных научных кадров. Задержания начались в республике после приезда из Москвы секретаря ЦК ВКП(б) А.А. Жданова. Органами ОГПУ и НКВД СССР Мухаметша Бурангулов до своего «политического расстрела» в 1950 году арестовывался несколько раз: во второй половине 1920-го, весной 1933 и в конце 1937 года и каждый раз освобождался «за отсутствием оснований для предъявления обвинений».
Однако именно 1920–1930 годы стали тем временем, когда Бурангулов большую часть своей творческой энергии отдал сбору башкирского фольклора и написанию драматических фольклорных произведений, в центре которых, как правило, развивалась сложная психологическая драма.
16 февраля 1922 года Постановлением БашЦИКа в Стерлитамаке, тогдашней столице Малой Башкирии, «в целях изучения быта, культуры и истории Башкирии с привлечением для работы лучших научных сил Башкирии, а также знатоков края и истории Башкирии» создается Общество по изучению быта, культуры и истории Башкирии, созданное при Башнаркомпросе [14-15]. Мухаметша Бурангулов стал одним из его членов-учредителей [16]. Первоначально в Обществе было всего семь человек: математик и педагог Габдулла Сулейманов (председатель), выдающийся ученый-востоковед Риза Фахретдинов, этнографы и фольклористы Мухаметша Бурангулов, Хайрулла Габитов и Сагит Мрясов (секретарь), Хадиатулла Сагадиев, последний нарком просвещения Малой Башкирии [17] и журналист Габдрахман Фахретдинов, сын Ризы Фахретдинова. После создания Большой Башкирии организация переехала из Стерлитамака в Уфу, объединилась с уже существовавшей в этом городе подобной по изучению Южного Урала [18] и стала называться Обществом по изучению Башкирии (председатель – Хайрулла Габитов). Число ее членов стало возрастать: 45 человек в 1924 году, 102 – в 1927-м. Почетными членами были поэт и драматург Мажит Гафури, артист и режиссер Валиулла Муртазин, ученые-востоковеды Василий Бартольд и Абубакир Диваев, этнограф Сергей Руденко, будущий руководитель Башкирской комплексной экспедиции АН СССР.
В Национальном архиве Респуб­лики Башкортостан сохранился подлинник мандата члена Научного общества по изучению культуры и истории Башкирии Мухаметши Бурангулова за подписями председателя БашЦИК, Башнаркомпроса и его председателя [19], оказавшегося невыданным. Документ предоставлял Бурангулову «право входить в архивы и дела всех советских учреждений Б[ашкирской]ССР, получения там оригиналов или копий бумаг дел, могущих послужить материалом к истории Башкирии». Тем же мандатом «всем ответственным лицам советских учреждений под их личную ответственность вменяется в обязанность всякое содействие тов.Бурангулову и предоставление ему возможности успешного выполнения возложенных на него научных работ, …причем все материалы, относящиеся к изучению быта, культуры и истории Башкирии независимо от их содержания, находящиеся как при тов.Бурангулове, так и на его квартире, не подлежат изъятию как следственными, так и судебными органами БССР и РСФСР без ведома и специального на то разрешения Совета Научного об[щества] и Президиума БашЦИКа». Интересно, как бы среагировали на последние фразы этого мандата, подписанного председателем БашЦИКа, органы НКВД Башкирской АССР при аресте Бурангулова в Уфе 11 апреля 1950 года?
Литературно-художественная деятельность Мухаметши Бурангулова началась в 1917 году с написания пьесы «Ашкадар», впервые поставленной 8 ноября 1919 года к годовщине Октябрьской революции на сцене Башкирского передвижного театра драмы в Стерлитамаке. Это литературное произведение основано на одноименной легенде, записанной молодым фольклористом в 1912 году в деревне Карасай нынешнего Стерлитамакского района от ахуна по имени Рауф9. Последний в свою очередь сообщил Мухаметше, что услышал эту легенду от старика Валита, фамилия которого осталась неизвестной.
Сюжет драмы прост и даже наивен. Молодой охотник Юмагул и девушка Танхылу любят друг друга. К отцу девушки приходят сваты, и после долгих раздумий родители выдают ее замуж за Юмагула. После свадьбы молодые живут счастливо, но во время очередной охоты Юмагул погибает. Родители собирают кураистов и певцов, которые и сочиняют песню «Ашкадар» о гибели охотника. Его горячо любимая жена также участвует в сложении этой песни. Из этого небольшого лаконичного сюжета Мухаметше Бурангулову, использовавшему многочисленные этнографические элементы быта, обычаев, свадебных обрядов башкир, удалось создать полномасштабную картину мира тогдашних башкир.
Бурангулов и позже продолжал писать историко-этнографические пьесы, создав в начавшейся формироваться башкирской советской драматургии по существу новое тематическое целевое направление. К таким произведениям следует отнести: «Голубую шаль» (1918), «Буранбай» (1920), «Тафтиляу» (1921), «Алпамыша» (1922), «Канто-Салим» (1923), «Ялан-Яркей» (1923–1926), «Черного иноходца» (1924), «Шауракай» (1925, 1948), «Фатыма, дочь муллы» (1926), «Башкирскую свадьбу» (1926–1943), «Гульчачак» (1939), «Таштугай» (1938–1959). Несмотря на огромный успех у зрительской аудитории, из всех перечисленных пьес были изданы только две: драма «Ашкадар» (Оренбург, 1919) и «Башкирская свадьба» (Уфа, 1923).
Из перечисленных выше историко-этнографических пьес, написанных Мухаметшой Бурангуловым, не считая «Ашкадар» и «Башкирская свадьба», отпечатанных в типографиях Оренбурга и Уфы, в рукописном виде до нас дошли лишь четыре: «Ялан-Яркей», «Шауракай», «Гульчачак» и «Таштугай». О недошедших до нас произведениях драматурга известно, что пьесы «Буранбай», «Тафтиляу» и комедия «Кара-Юрга» написаны автором на основе народных песен и преданий; пьеса «Алпамыша» – эпического сказания, а «Кантон-Салим» и «Фатыма, дочь муллы» – преданий одного и того же цикла. На титульной странице рукописи «Ялан-Яркей» автор своей рукой прямо указал на то, что эта пьеса создана на основе одной небольшой фольклорной легенды.
В 1926 году в газете «Башкортостан» (№7, 7 марта) Мухаметша Бурангулов, рассказывая историю происхождения песни «Шаура-килен», заметил: «У нас, башкир, как и у других наций, есть очень богатая литература. Многое из нее могло бы создать основу романов, драм и других литературных произведений». Именно таким фольклорным произведением он считал свою пьесу «Шаура-килен», по мотивам которой через сорок лет композитор Загир Исмагилов создаст оперу «Шаура»10. Пьеса «Шаура-килен», в ее основу положены предания из башкирских песен «Ялан-Яркей» и «Будря-тал», состоит из трех частей, отражающих, соответственно, три этапа жизни героини, прототипом которой является реальная личность. Аналогично на сюжетах одноименных песен и преданий построены драмы «Шаура-килен» и «Таштугай», а драма «Гульчачак» вообще представляет собой один из вариантов пьесы «Башкирская свадьба». Таким образом, все названные выше произведения основаны на богатом историко-этнографическом материале, глубоком знании башкирских обычаев и обрядов, музыкально-песенной культуры и национальной хореографии. Безусловно, наиболее яркую и противоречивую жизнь на сцене из всех вышеперечисленных произведений судьба уготовила пьесе «Башкирская свадьба», до настоящего времени не сходящей со сцен современных театров.
9 апреля 21 мая 1926 года в той же газете Мухаметша Бурангулов опубликовал историю песен и предания «Умэр» или «Ювасалы», в которой отражены трагические события в жизни башкир, связанные с расхищением их земель. После этого на страницах журнала «Октябрь» (в настоящее время – «Агидель», 1931, №6-2) и трех номерах газеты «Литературный удар» (орган Башкирской ассоциации пролетарских писателей, выходила в Уфе с апреля 1931 по январь 1933) 1931, №7, 8, 11 открылась дискуссия о том, нужно ли обсуждать в печати традиционные народные песни.
Выпады на это народное творчество прекратились лишь после Первого Всесоюзного съезда писателей (1934), на котором Максим Горький бросил клич изучать национальный фольклор.
С 1 сентября 1938 года по 1 октября 1939 года он стал работать научным сотрудником Башкирского НИИ национальной культуры. В это время он подготовил к изданию сборник «Истории старинных башкирских песен», прошедший в 1940 году типографический набор, оставшийся неизданным (находится в Научном архиве Уфимского научного центра РАН). В сборник были включены песни-предания «Урал», «Буранбай», «Сибай» и другие, впоследствии полностью вошедшие в многотомное «Башкирское народное творчество», научное издание, выпускаемое ИИЯЛ Уфимского научного центра РАН.
Из чисто исторических произведений Мухаметши Бурангулова назовем драму «Карасакал» (1930–1939), пьесу «Идукай и Мурадым» (1940–1948) и либретто к опере «Мерген» (1939), в которых, с одной стороны, в соответствии с господствующей в то время идеологией отчетливо чувствуется определенный историко-революционный пафос, с другой, то, что все они написаны на основе известных башкирских эпических сказаний.
Особое место в фольклорном наследии Бурангулова занимает кубаир «Идукай и Мурадым», восходящий к «Идиги»11 и повествующий о сложном и противоречивом периоде существования Золотой Орды в конце XIV – начале XV веков, когда на Востоке утвердилась новая мировая держава Тимура с центром в Средней Азии [2]. Идегей, правитель (эмир) Золотой Орды (1309), основатель Ногайской Орды, изображен в нем как герой, вступивший в жестокую схватку с ханом Золотой Орды Токтамышем, пришедшем после смерти Туй-Ходжи-Оглана, правителя Мангышлака, бежавшим к Тимуру. В 1380 году Токтамыш победил Мамая, захватил власть в Золотой Орде и, взяв через два года Москву, восстановил зависимость русских земель от Золотой Орды.
Академик В.М.Жирмунский (1891–1971), выдающийся русский филолог, исследователь проблем общего, германского и тюркского языков, в своих монографиях «Сравнительное изучение героического эпоса народов Средней Азии» (Москва, 1968) и «Фольклор Запада и Востока: «Сравнительные исторические очерки» (Москва, 2004), сопоставляя различные национальные версии этого эпоса, из сюжета которого полностью выпали такие западные отношения Золотой Орды, как битва на Воркле, поход на Москву, пришел к выводу о том, что в научной памяти каждого народа сохраняются не столько великодержавные претензии исторического Идиги, сколько внутренние политические мотивы борьбы, соперничества династий и интриг претендентов на престол, которые «заменены в эпосе личными отношениями между Токтамышем, несправедливым и жестоким ханом, и Идиги, его мудрым вельможей и храбрым военачальником, на стороне которого народные симпатии». При этом личные противоречия между несправедливым ханом и его честным вассалом В.М.Жирмунский назвал «типичным конфликтом для эпоса феодальной эпохи».
Считается, что полный текст эпоса «Идукай и Мурадым» Мухаметша Бурангулов обнаружил еще в 1910 году в деревне Нижне-Ильясовой Бузулукского уезда Самарской губернии в рукописи 1762 года (не сохранилась). По другим данным, сводный текст этого выдающегося памятника словесности, опубликованный фольклористом на башкирском языке в журнале «Октябрь» (1940, №№6–8), составлен им на основе известных вариантов.

(Продолжение следует)

Литература

1. Хамидуллин Б.Д. «Дело №2760» / Башкирский фольклор: Исследования и материалы. Вып.6. – Уфа: Гилем, 2004. – 232 с.
2. Котов В.Г. Башкирский эпос «Урал-батыр»: Историко-мифологические основы. – Уфа: Гилем, 2006. – 408 с.
3. Мухаметша Бурангулов-сэсэн, драматург, общественный деятель: Материалы Между­народной научно-практ. конференции, пос­вя­щенной 130-летию со дня рождения Мухаметши Бурангулова (г.Уфа, 26 октяб­ря 2018г.) // отв.ред. Б.А.Азнабаев, Н.М.­Кал­мантаев. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2019. – 256 с.
4. НА УНЦ РАН. Фонд З. Оп.12. Дела 445, 446.
5. НА УНЦ РАН. Фонд 25. Оп.1. Д.57. – 12 с.
6. Зарипов Н.Т. Мухаметша Бурангу­лов – народный сэсэн-сказитель. /Сказительное и литературное твор­чество Мухаметши Бурангулова. Сб. статей. /БНЦ РАН – Уфа, 1991. – с.6-19.
7. НА УНЦ РАН. Фонд 3. Оп. 12. Д. 445. Л. 263-264.
8. НА УНЦ РАН. Фонд 25. Оп. 1. Д. 57. Л. 6-7.
9. Ергин Ю.В. «От имени башкир – Шариф Манатов». // Педагогический журнал Башкортостана. – 2008. – №1(14). – с.126-144.
10. Ергин Ю.В. Судьба трагическая и яркая. [О Х.Габитове] // Ватандаш. – 2018. – №6. – с.9-34.
11. Ергин Ю.В. Абдулла Адигамов, первый нарком просвещения Большой Башкирии. //Педагогический журнал Башкортостана. – 2007. – №3(10). – с.86-100.
12. Ергин Ю.В. Габдрахман Фахрет­динов (Подлинные документы След­ственного дела В-4506 журналиста и историка Г.Фах­ретдинова, сына муфтия ЦДУМ Ризаитдина Фахретдинова). // Ватандаш. – 2016. – №2. – с.45-61.
13. Ергин Ю.В. Хадиат Сагадиев, последний нарком просвещения Малой Башкирии. // Педагогический журнал Башкортостана. – 2012. – №4 (41). – с.91-106.
14. Ергин Ю.В. Академический центр Башкирского наркомата просвещения (1922–1936). // Вестник Башкирского университета. – 2006. Том 2. – №1. – с.121-128.
15. НА РБ. Фонд Р-933. Оп. 1. Д. 75. Л. 32.
16. НА РБ. Фонд Р-394. Оп. 5. Д. 10. Л. 37.
17. НА РБ. Фонд Р-798. Оп.1. Д. 1268. Л. 14.
18. НА РБ. Фонд Р-394. Оп. 1, Д. 30. Л. 4.
19. НА РБ. Фонд П-122. Оп. 24. Д. 4. Л. 2-60.
20. НА РБ. Фонд П-25. Оп. 1. Д. 59.
21. НА РБ. Фонд П-122. Оп. 29. Д. 566
22. НА РБ. Фонд П-122. Оп. 10. Д. 10.
23. Ергин Ю.В. Расстрелянный нар­ком (к 115-летию Г.К.Давлетшина). // Педа­гогический журнал Башкорт­остана. – 2008. – №6(19). – С.108-123.
24. Ергин Ю.В. Габбас Давлетшин, один из основоположников современ­ного баш­кирского языкознания. //Пе­дагогический журнал Башкортостана. – 2009. – №4(23). – С.133-141.
25. НА РБ. Фонд П-9776. Оп.2. Д.50. Л.30.
26.НА РБ. Фонд П-122. Оп.47. Д.202. Л.98.
27. Бурангулов М.А. Таштугай: Пьесы. /Сост. И. Буляков/. – Уфа: Китап, 1994. – 494 с. (башк. яз).
28. Бурангулов М.А. Завещание сэсэна: О народном творчестве и его создателях, сва­дебные обряды, старинные песни, легенды, кубаиры. – Уфа: Китап, 1995. – 352 с. (башк. яз).
29. Бурангулов М.А. Избранные произ­ведения. Уфа: Китап, 2008. – 488 с. (башк. яз).
30.Имя его в сердце народном: М.А.Бу­ран­гулов (1888–1966): дайджест/ Сост. Н.С.Исхакова. – Мелеуз, 2011. – 102 с.

1 Речь идет о тюрьме города Петропавловска, возникшего в 1752 году в царствование императрицы Елизаветы Петровны в целях укрепления южных рубежей Российской империи. В настоящее время это город Павловск, административный центр Северо-Казахстанской области Республики Казахстан.
2 Галикеев Хайрулла (1856 – после 1923), религиозный деятель, ишан. Происходил из башкир деревни Араслановой Кара-Якуповской волости Уфимского уезда и губернии. В 1885 году был избран на должность 2-го муллы 7-й Соборной мечети Сеитовского посада, а в декабре 1886 года Указом Оренбургского губернского правления утвержден к ней в звании имам-хатыба и мударриса. Позднее возглавил приход и был удостоен почетного звания ахуна.

3 Аргынбаев Г.Б. (1856–1921) импровизатор-кураист, собиратель башкирского фольклора. Именно от него в 1910–1912 годах М.Бурангулов записал ряд героических сказаний, составивших впоследствии сокровищницу башкирского мирового этнического наследия: «Урал-батыр», «Идель и Яик» «Кусяк-бий», «Тамьян», «Батырша», «Карасакал», «Юлай и Салават», «Хары-мулла», а также стихотворения Салавата Юлаева «Агидель течет среди бурых скал…», «Монисты твоих кос мне навевают…», «Наброситься готов летящий ястреб…» и другие. В 1912 году в Стерлитамаке на конкурсе кураистов-сказителей был удостоен 1-й премии.

4 В следственном деле Мухаматши Бурангулова хранится выписка из «Списка мечетей, находящихся в районе Оренбургского уезда и губернии», из которой следует: «Бурангулов Абдрахман, Имам-хатыб (по Указу №3044 от 9 декабря 1912 года) Соборной мечети Каипкуловской Ново-Башкирской волости Оренбургской губернии, построенной по проекту строительного отделения Губернского правления от 16 сентября 1866 года».

5 На этом съезде, в работе которого приняли участие около 800 делегатов, были рассмотрены вопросы: о форме государственного устройства, об уравнении в правах женщин с мужчинами, о мусульманских воинских формированиях и ряд других. Съезд принял резолюции: по внутреннему государственному устройству – Россия является демократической республикой на национально-федеративных началах; народы, не имеющие определенных территорий, должны пользоваться национальной автономией; по вопросу просвещения – всеобщая начальная школа с обучением на родном языке с преподаванием русского языка как специального предмета; по-военному вопросу – армия должна строиться по национальному признаку, солдаты должны служить на территории, где они проживают; по религиозному вопросу – реорганизация Оренбургского Магометанского Духовного собрания. Съезд принял также решение о создании Всероссийского мусульманского совета, избрал его исполком и правление Духовного собрания.

7 Юлтый (Юлтыев) Даут (1893–1938), один из основоположников современной башкирской литературы. В годы гражданской войны работал в военной газете «Красная звезда», военный комиссар и партсекретарь Башкирского военного комиссариата (1920). Научный секретарь Общества по изучению Башкирии (1928), в 1930-х годах редактор башкирского журнала «Октябрь», газеты «Литературный удар». Репрессирован (1937), расстрелян. Реабилитирован (1956). Автор историко-романтической трагедии «Карагул» (1925), ряда пьес на злободневные темы.
8 «Янга-Вакыт» (Новое время), общественно-политическая газета, издававшаяся с 1 ноября 1917 по 22 марта 1918 в Оренбурге. Редактор – Фатих Карими.

9 Рукописный вариант легенды и текста песни «Ашкадар» были опубликованы Мухаметшой Бурангуловым в №13 журнала «Шура» (Совет) за 1915 год.

10 Премьера оперы «Шаура» (в 3-х действиях) З.Г.Исмагилова, созданной на либретто Баязита Бикбая, написанной по мотивам одноименной песни, состоялась 21 декабря 1961 года на сцене Башкирского государственного театра оперы и балета.

11 Национальные версии эпоса «Идегей» в стихотворно-прозаической форме бытуют у ногайцев, башкир, казахов, каракалпаков и алтайцев. Фрагменты эпоса записаны М.Н.Уметбаевым (1883), Х.Г.Габитовым (1923), Г.Ф.Вильдановым (1927). Один из его вариантов зафиксирован Наки Исанбетом в 1928 году в деревне Кусимово Тамьян-Катайского кантона (ныне Абзелиловский район РБ) и в деревнях Яикбаево и Туркменево Зилаирского кантона (ныне Баймакский район РБ). В Научном архиве УНЦ РАН находятся около 15 вариантов этого эпоса, записанных на территории Башкортостана и Оренбургской области.