Все новости
Память
30 Ноября 2022, 13:39
НАУКА

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ЛЕКСИКИ ДИАЛЕКТОВ И ГОВОРОВ БАШКИРСКОГО ЯЗЫКА (К 90-летию со дня рождения Н.Х.Максютовой)

Нажиба Хаерзамановна Максютова на протяжении многих лет была лицом и совестью башкирской диалектологии. Это, действительно, так. Не каждый исследователь языка сможет одновременно разрабатывать десять научных направлений. Она находила силы, здоровье и время для этого. Ответственность и целеустремленность. Именно эти черты характера были присущи ей,именно благодаря им она смогла занять достойное место в истории тюркской диалектологии.

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ЛЕКСИКИ ДИАЛЕКТОВ И ГОВОРОВ БАШКИРСКОГО ЯЗЫКА (К 90-летию со дня рождения Н.Х.Максютовой)
ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ЛЕКСИКИ ДИАЛЕКТОВ И ГОВОРОВ БАШКИРСКОГО ЯЗЫКА (К 90-летию со дня рождения Н.Х.Максютовой)

Плодотворные годы работы

Максютова Нажиба Хаерзамановна является первой башкиркой, ставшей доктором филологических наук. Она родилась 27 ноября 1932 года в деревне Сулейманово (башк. Һөләймән) Мечетлинского района Башкирской АССР. Ее детские и юношеские годы прошли там же, она была участницей трудового фронта, после окончания школы поступила в Башкирский государственный педагогический институт им. К.А.Тимирязева, который окончила в 1951 году. Шесть лет своей жизни она отдала учительскому труду.
Затем с 1957 по 2000 г. трудилась в Институте истории, языка и литературы Башкирского филиала АН СССР, который в начале 1990-х
гг. был переименован в Институт истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН. За эти годы Н.Х.Максютова успешно защищает кандидатскую диссертацию на тему «Говор айских башкир» (1964 г.) в Институте языкознания АН СССР в г.Москве [16], в Институте языкознания им.Насими АН Азербайджанской ССР – докторскую диссертацию на тему «Формирование и современное состояние говоров восточного диалекта башкирского языка (сравнительное исследование)» (1980 г.) [25]. В 1981 г.
утверждается в ученой степени доктора филологических наук.
Годы ее работы были плодотворными: например, она еще в 1960–80-х гг. успешно организовала ряд диалектологических экспедиций, в результате которых был собран богатейший материал для всех трех томов [3; 4; 5] и сводного тома [2] «Словаря башкирских говоров», хрестоматии «Образцы башкирской разговорной речи» [6] и, конечно же, «Диалектологического атласа башкирского языка» [8; 27; 29; 30].
В 2008 году нами был составлен и издан список основных научных трудов Н.Х.Максютовой [34], благодаря которому удалось определить те направления и проблемы, над которыми в течение пятидесяти лет успешно работала Нажиба Хаерзамановна.
Судя по списку, Н.Х.Максютова за период своей научной деятельности смогла разработать одиннадцать научных направлений: 1) проблемы монографического описания башкирских диалектов и говоров; 2) проблемы описания теоретической грамматики башкирского языка; 3) проблемы лингвогеографии и ареальной лингвистики; 4) история башкирской лингвистической науки; 5) диалектная лексикография; 6) традиционная и отраслевая лексикология башкирского языка; 7) языковые контакты и историческая лексика; 8) проблемы тюркской и башкирской ономастики; 9) вопросы функционирования башкирского литературного языка и лингвопоэтики; 10) вопросы текстологии; 11) социолингвистика [34:116–126].
Конечно же, нельзя не отметить две ее монографии [24; 33], ставшие классическим образцом исследования диалектов родного языка. Первая ее монография «Восточный диалект башкирского языка (в сравнительно-историческом освещении)» [24] была издана в 1976 г. в Москве и получила высокие отзывы специалистов [13]. В ней представлены все пять говоров этого диалекта: айский, аргаяшский, салъютский, миасский, кызылский [24: 22–78; 79–171; 172–213; 214–248; 249–289]. Восточный диалект в данной монографии Н.Х.Максютовой подвергся системному анализу в синхронном и диахронном аспектах. Добавим только, что названный труд Нажибы Хаерзамановны составляет основу ее докторского исследования.
Следующая монография Н.Х.Максютовой «Башкирские говоры, находящиеся в иноязычном окружении» [33] увидела свет в 1996 г. Ею были исследованы аргаяшский, салъютский и оренбургский говоры. При этом особого внимания заслуживает авторский подход ученого в описании оренбургского говора [33: 192–280]: его оригинальность заключается в отказе от бассейнового принципа в выделении границ говора.
Н.Х.Максютова десять лет, с 1990 по 2000 г., возглавляла Общество башкирских женщин Республики Башкортостан, часто выступала в печати по самым актуальным вопросам родного языка, культуры и истории. В 1995 г. была избрана делегатом I Всемирного курултая башкир и совместно с министром образования Ф.Г.Хисамитдиновой возглавляла работу одной из секций съезда.
Н.Х.Максютова в 1983 г. удостоилась почетного звания «Заслуженный деятель науки Башкирской АССР», до этого еще в 1974 г. ее труд отметили Почетной грамотой Президиума Академии наук СССР. В 2000 г. она была награждена Почетной грамотой Республики Башкортостан.
Нажибы Хаерзамановны не стало 10 октября 2004 г. Она похоронена на Южном кладбище г.Уфы. В деревне Сулейманово Мечетлинского района в 26 июня 2005 г. на здании школы была открыта мемориальная доска, посвященная Нажибе Максютовой.

Продолжая традиции Н.К.Дмитриева и Дж.Г.Киекбаева

Ограничимся описанием только одного направления из перечисленных ранее одиннадцати, которыми занималась Нажиба Максютова, а именно – раскрытием сути ее подхода в анализе лексики башкирского языка в традиционном и отраслевом аспектах.
Начнем с того, что пионерами в области лексикологии башкирского языка принято справедливо считать наших великих языковедов-тюркологов: члена-корреспондента АН СССР Н.К.Дмитриева (1898–1954) и профессора Дж.Г.Киекбаева (1911–1968). В этой связи стоит вспомнить такие три классические работы Н.К.Дмитриева, как «Варваризмы в башкирской речи» (1929) [9], «Арабские элементы в башкирском языке» (1930) [10], «Грамматическая терминология в учебниках родного языка (татарских, башкирских и чувашских)» (1955) [11]. Как видим, ему удалось описать лексику башкирского языка через призму трех важных аспектов: разговорную речь, процесс заимствования, а также формирования и функционирования грамматической терминологии родного языка на примере школьных учебников.
В 1966 г. увидел свет вузовский учебник Дж.Г.Киекбаева «Лексика и фразеология современного башкирского языка» [14]. В книге рассмотрены проблемы формирования башкирского литературного языка, стилистики, диалектологии, основ терминологии и лексикографии. Новаторским подходом автора в этой работе следует считать исследование отраслевой лексики башкирского языка путем составления многочисленных ее тематических групп [14: 153].
Дж.Г.Киекбаев выделил 11 тематических (т.е. отраслевых) групп заимствований из русского языка, которые включают названия строений, посуды, продуктов питания и т.д. [14: 213]. Кроме этого, им же здесь выделено еще и шесть тематических групп профессиональной лексики башкирского языка, куда входят слова и словосочетания, относящиеся к животноводству, пчеловодству, лесному хозяйству, охоте, земледелию и обработке холста [14: 152–156].
В дальнейшем эти новаторские исследования были продол­жены и творчески развиты языковедами С.Ф.Миржановой, Э.Ф.Ишбердиным, М.Х.Ахтямо­вым, У.Ф.Надергуловым, Г.Г.Ка­гармановым, М.И.Ба­гаутдиновой, Г.Н.Ягафаровой. Все они внесли заметный вклад в лексикологию башкирского языка.
Конечно же, этот список был
бы не полным без Нажибы Хаерзамановны Максютовой. Она
тоже достойно продолжила славные традиции, заложенные до нее Н.К.Дмитриевым и Дж.Г.Ки­екбаевым.
Ею были написаны такие работы, как «Из наблюдений над лексикой говора айских башкир» (1963) [15], «К вопросу о лексике башкирского языка» (1965) [17], «Материалы по лексике айских башкир» (1966) [18], «Общие корни в лексике башкирского и удмуртского языков» (1967) [19], «Литературный башкирский язык и диалектная лексика» (1968) [20], «Общие корни в лексике башкирского и монгольского языков (на материале салъютского говора башкирского языка)» (1972) [21], «Башкирско-монгольские языковые связи (на материале салъютского говора башкирского языка)» (1973) [22], «Свадебные термины в башкирском языке» (1975) [23], «Терминология коневодства у башкир» (1983) [28], «Проблемы лексикологии и лексикографии башкирского языка» (1986) [31], «Семантико-функциональные изменения религиозных терминов арабского происхождения в башкирском языке» (1990) [32], которые не потеряли своей актуальности и сегодня.
Мы же поставили перед собой цель проанализировать две статьи Н.Х.Максютовой, посвященные двум активно употребляемым в башкирском языке группам отраслевой лексики.

«Свадебные термины в башкирском языке»

Эта статья была опубликована в 1975 г. в «Башкирском языковедческом сборнике» [23: 32–42]. Она в структурном плане состоит из двух частей. Первая её часть включает в себя 177 терминов, общих для свадебного обряда, а также характеризующих в той или иной мере поведение и облик его участников. Башкирская традиционная свадьба, как заметили башкирские этнографы Н.В.Бикбулатов и Ф.Ф.Фатыхова, состоит из восьми следующих друг за другом этапов: 1) помолвка в колыбели; 2) добрачные встречи молодежи. Традиционные места встреч и знакомств; 3) сватовство и сговор; 4) бракосочетание; 5) свадьба; 6) обряд калын; 7) переезд невесты; 8) приезд молодой жены [7: 9–85]. Содержание первой части статьи в лексико-семантическом плане полностью отражает последние пять этапов названного семейного обряда башкир.
Итак, этап бракосочетания включает в свой состав следующие слова: бартәңкә (айский говор, восточный диалект) – две монеты-рублевки, подаренные женихом невесте в первую брачную ночь; бирнә, бирәнә (караидельский говор, северо-западный диалект; средний говор, южный диалект) подарки жениха родителям невесты во время знакомства; ижәб итеү (средний говор, южный диалект) – благославить на брак; ижәб, ижаб уҡыу (кызылский говор, восточный диалект; средний, ик-сакмарский говоры, южный диалект) – совершить молитвенный обряд бракосочетания, ижәт иттереү (кызылский говор, восточный диалект) – договариваться о бракосочетании; килешеү таҫтамалы (аргаяшский говор, восточный диалект) – длинное вышитое полотенце, дареное будущему свекру после сговора; никах билгеһе (говор д.Сафакуль, Курганская область) – брачная ночь молодых; никах ҡойҙороу, никах ҡойоу (аргаяшский говор, восточный диалект) – чтение брачной молитвы и т.д.
Пятый этап, именуемый как «Свадьба», состоит из следующих терминов: башеңгә (салъютский говор, восточный диалект) – главная сноха, обслуживающая жениха и невесту; бирнә гейеү, бирнә туйы (айский говор, восточный диалект) – одевание жениха в одежду, приготовленную невестой; донъя күргәтеү (аргаяшский говор, восточный диалект) – уборка невестой свадебной посуды; кейәү аҡсаһы (восточный диалект) – монеты-дары жениха шуринам; кейәү ыуасаһы (инзерский подговор, средний говор, восточный диалект) – гостинец, привезенный на свадьбу от имени жениха; ҡарттар тәкәһе (миасский говор, восточный диалект) – сундук свата, нагруженный гостинцем; ҡоҙа атҡарыу (кызылский говор, восточный диалект; миасский говор, восточный диалект) – угощение, свадебный меджлис; һыуға баштау (кызылский говор, восточный диалект) – ритуал показа невесте реки на родине жениха и т.д.
Распространенный ранее среди башкир обряд калын представляет шестой этап традиционной свадьбы. По сути, ҡалын является повторением той же свадьбы, но уже на «стороне» жениха, т.е. родители жениха и его родня принимают у себя родственников невесты [7: 152–58]. Но самым главным и интересующим его событием является обряд калым (калын алыу), посвященный передаче калымного скота.
В основном лексика настоящего этапа посвящена описанию именно этого момента: например, ҡалын (средний говор, южный диалект) – меджлис в доме жениха; его синоним туй һыйы; ҡалын (аргаяшский говор, восточный диалект) – десять пар сватов, сопровождающие невесту; ҡалын ҡараусылар (аргаяшский говор, восточный диалект) – главные участники на «стороне» жениха; ҡалын эсеү (говор д.Искандер, Курганская область) – пир в честь гостинцев жениха; мәһер (миасский говор, восточный диалект) – калым; синонимы мәһәр, ҡалым и т.д.
Однако следует различать и другие значения диалектизма калын: так, например, эта лексема в составе демского говора южного диалекта башкирского языка функционирует в значении «приданое» и образует при этом синонимический ряд со словами ҡыҙ әйбере, ҡыҙ малы [23: 27].
Седьмой этап традиционной башкирской свадьбы представляет собой переезд невесты к мужу, который, как правило, состоит из двух частей: 1) процесс одевания невесты в соответствующую ее нынешнему статусу женскую национальную одежду; 2) самого обряда проводов невесты [7: 59–73].
Итак, процесс одевания невесты характеризуется следующими терминами: ҡыҙ мәһәре (айский говор, восточный диалект) – подарок невесте – плед, ичиги, калоши, материя для жилен (зилян); никах йауҙығы (аргаяшский говор, восточный диалект) – брачный платок; впервые надевается при переезде в дом жениха и т.д. Но самым многочисленным по составу является тематическая группа слов, характеризующая сам обряд проводов невесты: арсыу (аргаяшский говор, восточный диалект) – сопровождать невесту; борғаҡтау (аргаяшский говор, восточный диалект) – напиваться в последний день свадьбы; күрес (миасский говор, восточный диалект) – подарки жениха, раздаваемые перед отъездом в его дом; ҡоҙатҡарыр (ик-сакмарский говор, южный диалект) – прощальное угощение в родном доме невесты; семдәү, сеңдәү (аргаяшский, салъютский говоры, восточный диалект) – имитирование плача после причитания; һағамаҡ әйтеү, һамаҡтау (аргаяшский, салъютский говоры, восточный диалект) – причитание-плач и т.д.
Восьмой этап башкирской традиционной свадьбы называется «Приезд молодой жены»; он может быть охарактеризован следующими терминами: килен гөтөү (восточный диалект) – встретить невесту в доме жениха; килен оҙатыбалыу (южный диалект) – приезд невесты в дом жениха; таҫтар (средний, иргизский говор, южный диалект) – длинное вышитое полотенце, дареное невестой родителям жениха; төпйорт (демский, средний говоры, южный диалект) – дом жениха, т.е. дословно «основной дом»; туй төшөрөү (миасский говор, восточный диалект) – приезд невесты в дом жениха; түркендәй барыу (кызылский говор, восточный диалект) – первый приезд молодой (после свадьбы) в гости к родителям; түркеннәй барыу (средний говор, южный диалект) – приезд за приданым (в виде скота) невесты; түркеннәй китеү (ик-сакмарский говор, южный диалект) – съездить в гости к родителям молодой жены; түркенсәк (ик-сакмарский, бурзянский говоры, южный диалект) – невеста, очень часто приезжающая в родительский дом; хуш көрәгәһе (аргаяшский говор, восточный диалект) – последний пир-угощение в доме жениха и т.д.
Конечно же, самым значительным моментом свадебного обряда на «стороне жениха» является церемония показа водного источника һыуға башлау. Обычно представляется терминами һыу баштатыу (айский говор, восточный диалект), һыуға баштау (кызылский говор, восточный диалект), һыу күрһәтеү (аргаяшский, салъютский говоры, восточный диалект). Именно с ним связаны и другие термины: һыу бирнәһе (аргаяшский говор, восточный диалект) «монета, спущенная невестой в воду» и курнис (аргаяшский говор, восточный диалект), күрнеш (говор д.Шарип, Курганская область) «дары невесты односельчанам жениха у источника».
Вторая часть статьи Н.Х.Мак­сютовой посвящена описанию свадебных персонажей и включает в себя 49 терминов [23: 41–42].
Перечислим только некоторую часть терминов, относящихся к группе свадебных персонажей: борондоҡ инә, инәм, инә (аргаяшский, салъютский, ялан-катайский говоры, восточный диалект) – сноха, развязывающая ритуальный пояс невесты; йаңғыҙ ҡыҙ (аргаяшский, ялан-катайский говоры, восточный диалект) – единственная сестра жениха по отношению к невесте; кескәй ғоҙа (кызылский говор, восточный диалект, ик-сакмарский говор, южный диалект) – младший брат жениха по отношению к невесте; кескәй ғоҙа (кызылский говор, восточный диалект; ик-сакмарский говор, южный диалект) – младший брат жениха по отношению к родителям и родственникам жениха; киленкәй (демский говор, южный диалект), киленкәс, киленсәк (айский говор, восточный диалект), киленкәш (ялан-катайский говор, восточный диалект) – молодуха; туған ҡәйне, туған ҡәйнеләр (салъютский говор, восточный диалект) – родные братья мужа и т.д.
Самые первые сведения о свадебной терминологии были представлены еще в первом томе «Словаря башкирских говоров. Восточный диалект». К ним мы можем отнести следующие диалектизмы (естественно, выборочно): түркен, түркендәй барыу, түркендәй гитеү [3: 231]; уҙаҡташыу «процесс превращения представителей жениха и невесты в напарников на период свадьбы» [3: 240]; хужаланыу «выйти замуж» [3: 250]. Глаголы действия уҙаҡташыу, хужаланыу представляют здесь миасский и кызылский говоры восточного диалекта.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что именно Н.Х.Мак­сютовой были заложены теоретические основы исследования отраслевой лексики башкирского языка на примере свадебных терминов. Рассмотренная статья в основном выполнена на примере восточного диалекта башкирского языка, так как была написана автором в период ее работы над очень актуальным в то время проектом «Формирование и современное состояние говоров восточного диалекта башкирского языка (сравнительное исследование)» [25].


«Терминология коневодства у башкир»

Как отмечала сама автор, необходимость описания терминов коневодства была вызвана фактором постепенного исчезновения данной отрасли хозяйства башкир, из-за чего постепенно уходила из языка и эта часть отраслевой лексики [28: 18].
И здесь же Н.Х.Максютовой в качестве доказательства приводится ряд терминов, перешедших в разряд исторической лексики: например, һаба «посуда, сшитая из цельной конской шкуры, вмещающая 8–10 ведер (служила для хранения кумыса)»; көрәгә, тубал «аналогичная посуда меньшего размера»; йомдау «посуда, сшитая из сычуга со сбористой горловиной»; башкүнәк, башҡапсыҡ, бейәгүнәк «посуда, изготовленная из шкуры головы (предназначалась для хранения и перевозки кумыса)»; сарма, артмасаҡ, ҡалта «посуда, сшитая из конской шкуры и предназначенная для хранения других продуктов питания» и другие [28: 18].
Ценность настоящей работы Н.Х.Максютовой заключается в том, что представленные ею термины коневодства анализируются в рамках определенных тематических групп. Хотя границы между ними в статье весьма условные. Основой для их выделения служат следующие строки: «…в башкирских говорах имеется довольно стройный состав терминов и названий, связанных с породой, нравом и поведением, возрастом, мастью, спецификой хода, полом лошадей» [28: 19]. Наша задача также сводится еще и к четкому выделению этих границ.
1. Названия лошадей, связанные со спецификой их хода. Первыми в этом ряду являются термины арғымаҡ «аргамак», толпар «толпар», которые, по полевым наблюдениям самой Н.Х.Максютовой, применяются для обозначения быстрых, легких и рослых лошадей; они характерны для живой народно-разговорной речи башкир южных, отчасти – юго-западных и редко северо-восточных районов нынешнего Башкортостана [28: 19–20]. Однако следует заметить, что в современном башкирском литературном языке названные слова также функционируют и в качестве терминов животноводства: например, арғымаҡ «аргамак (старинное название породистых восточных верховых лошадей)» [12: 19], толпар «1. миф. Тулпар, крылатый конь; 2. (яҡшы тоҡомло ат) порода рослых и легких верховых лошадей» [12: 69]. В качестве синонима термина арғымаҡ в сакмарском подговоре ик-сакмарского говора южного диалекта функционирует диалектизм бахмис [28: 19]. Но семантика диалектизма бахмис имеет свою специфику: это – рысак [28: 40].
Самым распространенным в литературном языке и говоре является термин йуртаҡ «рысак», менее распространенными – узкие по употреблению термины йелей (демский говор южный диалект), йелән, тойто, йуғыртаҡ (кубалякский говор, восточный диалект), йуртағат, йуртаҡбейә (айский говор, восточный диалект) [28: 20].
Весьма часто используемый в народно-разговорной речи термин йурға «иноходец» по характеру бега имеет несколько лексико-семантических вариантов: это – лексемы йөрөш йурға (миасский говор, восточный диалект), һибә йурға (кызылский говор, восточный диалект), которые обладают значением «иноходец, быстро сменяющий аллюр на бег» [28: 20]. Также в эту группу входят термины сапма йурға (кызылский говор, восточный диалект), саҡма йурға (кубалякский говор, восточный диалект), һикертмә йурға (айский говор, восточный диалект) «иноходец со сбивающимся аллюром»; сыр йурға (катайский подговор, средний говор, южный диалект), һибә йурға (кызылский говор, кубалякский говор, восточный диалект), шау йурға, шыу йурға, ығыу йурға (аргаяшский говор, восточный диалект) «иноходец с ровным аллюром» [28: 20].
Перечисленные диалектизмы закреплены в указанных значениях в сводном томе «Диалектологического словаря башкирского языка» [2: 126].
2. Термины и названия лошадей, связанные с возрастом. Сама автор так сформулировала свою позицию по этому вопросу: «…термины и названия, связанные с возрастом лошади, не имеют в пределах говоров единой системы. Для обозначения определенного возраста употребляются различные названия…» [28: 20].
Семантика таких терминов и названий лошадей по возрасту, как ҡонан, ҡонажын, дүнәжен, дүнән, айғыр, бейә, байтал известна широкому кругу лиц. Но, тем не менее, добавим сюда их фонетико-морфологические варианты ҡоназын (бурзянский говор, южный диалект), ҡонанса, ҡонансы (миасский говор, восточный диалект) [28: 21].
Например, наличие в диалектах и говорах башкирского языка таких терминов и названий лошадей по возрасту, как ҡырҡмыш «стригун, т.е. жеребенок на втором году жизни» и его вариантов тай (айский говор, восточный диалект), ҡырҡма (средний говор, бурзянский говор, южный диалект) и йабағатай (северо-западный диалект) [28: 20] еще раз подтверждают правоту Н.Х.Максютовой в том, что лексемы с этой семантикой не имеют в пределах говоров единой системы.
Термин тулаҡ применяется для обозначения лошадей четырех-пяти лет; при этом явно восходит к монгольскому элементу ту «пять» [28: 21].
3. Названия лошадей, дифференцированные по родо-половому признаку. Сюда входят названия лошадей: өйөр айғыры «жеребец-вожак»; аҙау айғыр «жеребец-производитель» и его фонетические варианты аһау айғыр (бурзянский говор, южный диалект), аҫау, аҫау ат, аҫау иркәк (аргаяшский говор, восточный диалект), аһау айғыр (салъютский говор, восточный диалект), аҙау ат (айский говор, восточный диалект), баҙаған айғыр, аҙаулайғыр (демский говор, южный диалект) [28: 21].
Диалектизмы һәүерек, тыу мал, тыу бейә, ҡыҫыраҡ, ҡыҫыр бейә, ҡыуғыр, ҡыуҙыҡ также образуют группу родо-половых наименований. Например, һәүерек есть жеребец любого возраста, не допущенный к косяку; а в демском говоре южного диалекта һәүерек, ҫәүерек означает мерина [28: 22]. Термин ҡыуғыр (катайский говор, салъютский говор, восточный диалект) также обладает значением «жеребец, не допущенный к косяку» [28: 22].
4. Названия лошадей по цвету и масти. Эти названия, как отмечала Н.Х.Максютова, имеют свою специфику: в их образовании выделяются масти-доминанты, на основе которых образовались новые по структуре и семантике слова [28: 22]. Например: Күк «сивый (о масти лошади)»: күгат «сивый» может иметь варианты тимергүк «вороно-сивый», аҡкүк «бело-сивый», көңгөргүк, ҡуңыргүк «буро-сивый», ҡарагүк «темно-сивый» и т.д., йерән «рыжий»: ҡолйерән «булано-рыжий», ҡанйерән «красно-рыжий», аҡйерән «бледно-рыжий» и т.д. [28: 22].
Подобные в структурном плане варианты возможны и с прилагательными цвета ала «пегий», сыбар «чубарый», саптар «игреневый», буҙ «серый, сизый», бүртә «караковый» [28: 22–24].
Прилагательное цвета кир «мухортый» обладает высокой частотностью распространения в диалектах и говорах башкирского языка; при этом оно может употребляться только в сочетании с общими наименованиями лошади: например, кират «мухортая лошадь», кирдунән «мухортый жеребец», кирбайтал, кирбейә «мухортая кобыла», киралаша «мухортый мерин», кирайғыр «мухортый жеребец» и т.д. [28: 23].
Также Н.Х.Максютовой были выделены еще две большие группы: 1) «5. Названия лошадей, связанные с их различными признаками, качественными характеристиками и приручением» [28: 24–25]; 2) «6. Термины, связанные со сбруей и другими приспособлениями» [28: 25–26].
Н.Х.Максютовой впервые в истории башкирской лексикологии и диалектологии на суд специалистов предложена оригинальная лексико-семантическая классификация коневодческой лексики, состоящая из шести групп. Всего ею проанализировано порядка трехсот слов-терминов, относящихся к данной тематике. В настоящей работе автор сумела показать себя не только подготовленным языковедом-компаративистом в области тюркологии, но и алтаистики. Автор смогла создать основу для этнолингвистических и лингвокультурологических изысканий в башкироведении и сравнительном кыпчаковедении. Н.Х.Максютовой удалось на примере лексики коневодства творчески и вполне доступно объяснить содержание терминов «лексический диалектизм», «семантический диалектизм», «фонетический диалектизм». Ею проделана большая работа и в качестве лингвоэколога, поскольку удалось сохранить для потомков значительное количество отраслевой лексики, которой в начале 80-х гг. прошлого века грозило исчезновение из языка по указанным выше причинам.
Данная статья Н.Х.Максютовой и по сей день продолжает обладать статусом классического исследовательского образца не только в области отраслевой лексикологии.


* * *

Будем правы, если скажем, что Нажиба Хаерзамановна Максютова на протяжении многих лет была лицом башкирской диалектологии. Опять же будем правы, если скажем, что она была совестью башкирской диалектологии. Это, действительно, так. Не каждый иследователь языка сможет одновременно разрабатывать одиннадцать научных направлений. А наша Нажиба Хаерзамановна находила силы, здоровье и время для этого. Ответственность и целеустремленность. Именно эти черты характера были присущи ей. Именно благодаря им она смогла занять достойное место в истории тюркской диалектологии.
Низкий вам поклон, дорогой Учитель!


Литература

1. Башҡорт теленең диалектологик атласы өсөн мәғлүмәт йыйыу прог­раммаһы // Төҙ. Н.Х.Мәҡсүтова. – Өфө, 1973. – 32 б.
2. Башҡорт теленең диалекттары һүҙлеге.– Өфө: Китап, 2002. – 432 б.
3. Башҡорт һөйләштәренең һүҙлеге: Ике томда. I том: (Көнсығыш диалект) / Ред. Н.Х.Мәҡсүтова, Н.Х.Ишбулатов. – Өфө, 1967. – 300 б.
4. Башҡорт һөйләштәренең һүҙлеге: Ике томда. II том: (Көньяҡ диалект) / Ред. Н.Х.Мәҡсүтова. – Өфө, 1970. – 327 б.
5. Башҡорт һөйләштәренең һүҙлеге: Өс томда. 3 том: Көнбайыш диалект. – Өфө: Башҡ. кит. нәшр., 1987. – 232 б.
6. Башҡорт һөйләштәренән үрнәктәр. Беренсе баҫма / Яуап.ред. Н.Х.Мәҡ­сүтова. – Өфө: Башҡ. кит.нәшр., 1988. – 224 б.
7. Бикбулатов Н.В., Фатыхова Ф.Ф. Семейный быт башкир XIX–XX гг. – М.: Наука, 1991. – 189 с.
8. Диалектологический атлас башкир­ского языка / Сост. Н.X.Максютова, С.Ф.Миржанова, У.Ф.Надергулов, М.И.Дильмухаметов, С.Г.Сабирья-нова, Г.Г.Гареева: Уфа: Гилем, 2005. – 234 с., 169 карт.
9. Дмитриев Н.К. Варваризмы в башкирском языке // Записки кол­легии востоковедов при Азиатском музее АН СССР, т.4. – Л., 1929. – С.73–105.
10. Дмитриев Н.К. Арабские эле­менты в башкирском языке // Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР, т.5. – Л., 1930. – С.119–135.
11. Дмитриев Н.К. Грамматическая терминология в учебниках родного языка (татарских, башкирских и чу­вашских). – Москва: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1955. – 131 с.
12. Зайнуллина Г.Д. Башкирско-русский, русско-башкирский термино­логический словарь по животноводству. – Уфа: Китап, 2006. – 168 с.
13. Исламов М.И., Азнагулов Р.Г. Н.Х.Максютова. Восточный диалект башкирского языка (рецензия) // Советская тюркология. – 1977. – №1. – С.106 –109.
14. Киекбаев Ж.Ғ. Хәҙерге башҡорт теленең лексикаһы һәм фразеологияһы: Уҡыу ҡулланмаһы. – Өфө: Башҡ. китап нәшр., 1966. – 276 c.
15. Максютова Н.Х. Из наблюдений над лексикой говора айских башкир // Башкирская диалектология: Говоры юго-востока Башкирии. – Уфа: БФАН СССР. ИИЯЛ, 1963. – С.193–198.
16. Максютова Н.Х. Говор айских башкир: Автореф. дис. …канд. филол. наук:10.02.06. – М., 1964. – 24 с.
17. Максютова Н.Х. К вопросу о лексике башкирского языка // Пятое совещание по вопросам диалектологии тюркских языков. 5–8 октября 1965 г. г. Баку: (Тез. доклад.). – Баку, 1965. – С.24–27.
18. Максютова Н.Х. Материалы по лексике айских башкир // Башкирская лексика: Тем.сб. – Уфа: Башк.кн.изд-во, 1966. – С.49–67.
19. Максютова Н.Х. Общие корни в лексике башкирского и удмуртского языков // Вопросы финно-угорского языкознания: Вып. IV. – Ижевск: Изд-во «Удмуртия», 1967. – С.149–152.
20. Максютова Н.Х. Литературный башкирский язык и диалектная лексика // Итоговая научная сессия Института истории, языка и литературы БФАН СССР за 1967: БФ. ИИЯЛ, 1968. – С.99–102.
21. Максютова Н.Х. Общие корни в лексике башкирского и монгольского языков (на материале салъютского го­вора башкирского языка) // Проблемы алтаистики и монголоведения (Тез. докл. и сообщ. Всесоюзн. конф.). – Элиста, 1972. – С.32–34.
22. Максютова Н.Х. Башкирско-монгольские языковые связи (На материале салъютского говора баш­кирского языка) // Лингвогеография, диалектология и история языка. – Ки­шинев: Штиинца, 1973. – С.243–246.
23. Максютова Н.Х. Свадебные термины в башкирском языке // Баш­кирский языковедческий сборник. – Уфа: ИИЯЛ БФАН СССР, 1975. – С.32–42.
24. Максютова Н.Х. Восточный диалект башкирского языка в сравни­тельно-историческом освещении.– М.: Наука, 1976. – 292 с.
25. Максютова Н.Х. Формирование и современное состояние говоров восточного диалекта башкирского языка (сравнительное исследование): Автореф. дисс. … д. филол. наук (10.02.06). – Баку, 1980. – 34 с.
26. Максютова Н.Х. К проблеме исторической лексики башкирского языка // IX Конференция по диа­лектологии тюркских языков. – Уфа: РИСО БФАН СССР, 1982. – С.7–8.
27. Максютова Н.Х. Лингвогео­графическое изучение башкирского языка (диалектологический атлас) 1973–1983 гг. – Уфа: БФАН СССР, 1983. – 19 с.
28. Максютова Н.Х. Терминология коневодства у башкир // Вопросы лексикологии и лексикографии баш­кирского языка: Сб. ст. – Уфа: БФАН СССР, 1983. – С.18–26.
29. Максютова Н.Х. Лингвогео­графическое изучение башкирского языка // Проблемы диалектологии и лингвогеографии тюркских языков: Сб. ст. – Уфа: БФАН СССР, 1986. – С.4–14.
30. Максютова Н.Х. Диалектоло­гический атлас башкирского языка (итоги и задачи) // Ареальные иссле­дования в языкознании и этнографии: Тез. пятой конференции «Проблемы атласной картографии». Уфа, 28–30 ноября 1985 г. – Уфа: БФАН СССР, 1985. – С.110–111.
31. Максютова Н.Х. Проблемы лексикологии и лексикографии баш­кирского языка // Исследования по башкирской диалектологии и оно­мастике: Сб. ст. – Уфа: БФАН СССР, 1986. – С.7–20.
32. Максютова Н.Х. Семантико-функциональные изменения ре­лигиозных терминов арабского проис­хождения в башкирском языке // Материалы и исследования по лексике башкирского языка: Сб. ст. – Уфа: БИЦ УрО АН СССР, 1990. – С.4–13.
33. Максютова Н.Х. Башкирские говоры, находящиеся в иноязычном окружении. – Уфа: Китап, 1996. – 288 с.
34. Псянчин Ю.В. Список основных научных трудов Н.Х.Максютовой // Труды Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН: Вып.II. – Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН, 2008. – С.116–126.
35. Псянчин Ю.В. Нажиба Хаерза­мановна Максютова // Российская тюркология. – Москва–Казань, 2013. – №2 (9). – С.116–119.
36. Ураксин З.Г. Максютова Нажиба Хаерзамановна // Башкортостан: краткая энциклопедия. – Уфа: Башк. энцикл., 1996. – С.380.

С Кадимом Аралбаевым, Зайнаб Биишевой, Вилем Максютовым  и Хакимом Гиляжевым. Уфа, 7 мая 1987 г.
С народным писателем Башкортостана  Зайнаб Биишевой
С Кадимом Аралбаевым, Зайнаб Биишевой, Вилем Максютовым и Хакимом Гиляжевым. Уфа, 7 мая 1987 г.
Автор:Юлай ПСЯНЧИН, доктор филологических наук, профессор
Читайте нас: