ВЕЛИКОРОСС АЛЕКСАНДР ФИЛИППОВ

С Александром Павловичем я познакомился в 1995 году. Именно тогда вместе с другими молодыми литераторами, которых в Уфе 90-х годов называли «кружком Анатолия Яковлева» (известного уфимского поэта), я пришел в газету «Истоки», которую возглавлял Александр Филиппов. До этого мы входили в литературное объединение при газете «Ленинец». Руководила им поэтесса Светлана Хвостенко. Кроме того, я и Анатолий Яковлев некоторое время делали в «Ленинце», переживавшем тогда трансформацию в «Молодежную газету», юмористический уголок.
В юности мы много писали – и юмористику, и стихи, печатались почти во всех республиканских газетах (и это не преувеличение). Но охотнее всего редакторы брали юмористические вещи, которыми заполняли последние страницы (сотрудничали и с «Салоном мадам Грицацевой» в «Советской Башкирии», и с журналом «Вилы»). А вот лирическая поэзия считалась на газетных площадях «неформатом».
Русского литературного журнала в Уфе тогда не было (мы пытались сделать самиздатовский «КоРифей», но дальше первого номера дело не пошло). Интернет в России был еще не столь развит, а об электронных журналах и сайтах никто и не слышал. Выходили литературные вкладыши в газетах «Вечерняя Уфа», «Ленинец», правда, очень редко – раз в несколько месяцев. Поэтов же (молодых и не очень) в Башкирии было немало, чтобы опубликовать подборку своих стихов, приходилось ждать долго.
И вот в эти годы в Уфе, на улице Комсомольской, начала работать редакция газеты «Истоки». Она издавалась местным отделением Союза писателей, редактировал её бывший руководитель русской секции Союза Александр Филиппов. Необычность нового издания была в том, что оно представляло собой что-то среднее между газетой-еженедельником и литературным журналом. Значительное место на её страницах отдавалось под стихи, прозу и литературную критику. Мы с Анатолием Яковлевым пришли туда с предложением о сотрудничестве. Так я впервые увидел Александра Павловича.
Конечно, я слышал о нем и раньше. Народный поэт Башкортостана, лауреат многих премий, он часто выступал по радио и телевидению. Книги Филиппова продавались в книжных магазинах, в газетах публиковались стихи. Но мы были молоды, поэтому, наверное, к официальной литературе с юношеским максимализмом относились свысока, с определенной априорной полуиронией. Мы ожидали увидеть чиновника от литературы и даже особо не надеялись на диалог. Но так уж случилось, что это было начало долгого, многолетнего сотрудничества. Для меня «Истоки» стала родной газетой, в которой я много лет был постоянным автором, колумнистом, поставлявшим статьи чуть ли не в каждый второй номер.
Александр Павлович произвел на нас сильное впечатление. Нам было по 25, ему – 63, но мы сразу, чуть ли не с первого взгляда, распознали в нем представителя той породы людей, которые в силу врожденной энергетики таланта никогда не стареют душой. Живые глаза, размеренные уверенные движения, умение внимательно слушать, быть на одной «волне» с собеседником, приметливость и понимание людей – все это в нем подкупало. Он был совсем не похож на карикатурный образ «бледного», «вечно тоскующего», «витающего в облаках» поэта. Нас самих отталкивал этот выдуманный образ и богемные личности, которые пытались его воспроизводить. Мы с Толиком любили строчки Маяковского: «Надо, чтоб поэт и в жизни был мастак. Мы крепки, как спирт в полтавском штофе».
По Александру Павловичу было видно, что он мастак в жизни: крестьянская кость, человек недюжинного ума и начитанности и в то же время простонародной смекалки и здравого смысла. Как-то он сразу всем нас покорил – от подкупающей своей простотой манеры читать стихи до задушевных разговоров о жизни. Филиппов напечатал наши стихи и помог вынести их на обсуждение русской секции Союза писателей РБ.
Анатолия Яковлева на секции рекомендовали как автора книги, которая будет печататься в «Китапе», правда, пролежала она в издательстве много лет и вышла уже после его безвременной смерти. Про мои стихи, помню, Филиппов сказал: «Рустем, мне, как поэту, они интересны и даже очень. Но как-то они у тебя от ума, а читатель все-таки ждет чего-то душевного…» Книга в «Китапе» у меня тоже потом вышла, но это был сборник публицистических статей.
Помогал Александр Филиппов нам и с созданием молодежной студии при Союзе писателей. Она просуществовала до конца 1998 года. Мы регулярно рассказывали в «Истоках» о ее деятельности, публиковали подборки стихов участников студии – Вадима Богданова, Андрея Юдина, Саши Лапировой, мои опыты в жанре литературной критики.
Александр Павлович поощрял и мои первые шаги в качестве политического публициста, которого во мне открыл ответственный секретарь «Истоков», прекрасный поэт и человек Владимир Денисов. Это был 1999 год, когда натовские самолеты сбрасывали свои бомбы на Белград. Задыхаясь от возмущения, я написал эмоциональную, весьма далекую от совершенства статью и принес ее в «Истоки».
Денисов прочитал, отметил недостатки (повторы, длинные предложения, излишнюю эмоциональность), потом задумчиво посмотрел на меня и сказал: «Знаешь, Рустем, стихи у тебя неплохие. Совсем не графоманские, со вкусом и проблесками. Но такие стихи в России пишет несколько тысяч человек, не меньше. А вот это твое…» «Что?» – не понял я. «Вот это. Политическая публицистика. Тут ты сможешь добиться больше. Пиши статьи!» И хоть он разругал мой «первый блин», статья про Югославию через пару дней красовалась на страницах «Истоков».
Меня это очень вдохновило, и я принес вторую статью, над которой поработал основательно – серьезно себя редактировал и правил. Называлась она «Не начинайте КВН!» и была посвящена теме оболванивания молодежи и её уводу от политики. На нее уже обратил внимание Александр Павлович. Он ободрил меня, я начал приносить новые статьи и постепенно, незаметно для себя, стал колумнистом газеты. А потом меня начали печатать и московские газеты – к великой радости Владимира Владимировича и Александра Павловича...
Мои визиты в редакцию газеты отныне строились так: сначала я здоровался со всеми, а потом шел к Александру Павловичу, у которого был свой кабинет в конце коридора. Он сажал меня в кресло напротив своего стола, угощал сигаретой, мы закуривали и начинался долгий разговор – о политике, о жизни. Обнаружилось поразительное сходство наших взглядов. Мы ругали «демократов», сетовали на неудачи патриотической оппозиции. Александр Павлович знал Льва Рохлина, брал у него несколько больших интервью, много рассказывал о нем, затем, когда того убили, тяжело переживал его смерть.
Филиппов не стеснялся своих политических оценок, не боялся высказывать свою точку зрения даже перед большим начальством и публично. А время было сложное, в чем-то опасное, то, которое сейчас зовут «лихим». Он был смелым, хотя люди в его положении редко обладают этим качеством. Ведь Филиппов был в республике человек известный, с регалиями, при должности. Александр Павлович зря на рожон не лез, но, если дело касалось принципиальных вопросов, выступал без страха. Меня до сих пор эта черта в нем восхищает и подкупает.
Рассказывал он мне и про старые времена, про друзей своей юности (например, про своего однокурсника, крупного ученого-филолога Ромэна Гафановича Назирова, которого по старой памяти звал Ромка), про случаи из писательской жизни, про свое посещение Константина Симонова, который дал ему путевку в литературу. Он любил говорить про себя: «Я – обычный советский поэт».
Между нами была огромная разница в возрасте, но он меня выделил среди других авторов и стал относиться не просто хорошо (так он обращался со всеми авторами газеты), а как-то очень душевно. Однажды он вручил мне свою очередную книгу стихов с надписью, я развернул, а там: «Моему молодому другу Рустему Вахитову». Меня это и смутило, и обрадовало. До сих пор храню эту книгу в своей библиотеке.
Я тогда только начинал свой путь в университете, работал ассистентом, получал немного. Он знал об этом и, хотя я никогда ни о чем его не просил, всегда старался помочь. Сначала повысил гонорар (сказал: «на твои материалы читатели отзываются, еще просят, считаю, нужно поощрить»), несколько раз вручал мне ежегодные премии в номинации «Пуб­лицистика».
Он очень сетовал на постепенное выветривание советского интернационализма. Филиппов знал и любил башкирскую культуру, говорил по-башкирски (я сам тому свидетель, видел, как он разговаривал с башкирскими коллегами). Много переводил стихов из башкирской поэзии (не с подстрочника, как часто бывает, а с оригинала). Его жена была татарка и он об этом часто вспоминал. Но при этом он гордился тем, что принадлежит к русской культуре. «Я – великоросс», – отчеканивал он.
Коллектив газеты был для Александра Павловича семьей. Он приглашал нас к себе домой, в его квартире близ телецентра мы весело встречали праздники. Помню, как в 1998 году отмечали его 66-летие. Денисов, который не только писал замечательные стихи, но и хорошо рисовал, подготовил поздравительную стенгазету. В верхнем углу на ней красовался портрет Александра Павловича с цифрой «66», а в нижнем, если перевернуть газету, – его же, но уже совсем седого и сморщенного, с цифрой, превратившейся в «99». Мы шутили по этому поводу, желали нашему редактору дожить до 99 и до 100! Но вот не дожил, ушел от нас, не перешагнув порог своего 80-летия...
Больше десяти лет нет уже Александра Павловича. Исчезло из киосков, ушло в Интернет его детище – газета «Истоки». Но есть Союз писателей, где работал Александр Павлович. Есть его книги на полках магазинов и библиотек. И в городе я часто встречаю его портрет на билбордах – лицо талантливого поэта и писателя, моего незабвенного старшего товарища, настоящего великоросса – Александра Павловича Филиппова.