РЕДАКЦИЯ С ВОСЬМОГО ЭТАЖА

Отчетливо помню день, когда ответственный секретарь Валерий Пугачев положил передо мной огромную стопку невычитанных материалов, макетные бланки, строкомер, а также книгу Олега Цыганова «Режиссура газетного номера», потом весело – за три-четыре минуты – познакомил с искусством макетирования и удалился в свой кабинет беседовать со жгучей брюнеткой, которую впоследствии мы узнавали на картине под названием «Наша современница» кисти местного художника-портретиста.
Об ужасе, испытанном мной при взгляде на сетку с незнакомыми словами «нонпарель», «петит», «боргес», «корпус», «пункты» и «квадраты», я всегда рассказываю первокурсникам, когда в рамках дисциплины «Техника и технология СМИ» они приступают к практическому макетированию. В отличие от того случая, говорю я им, наставник будет постоянно находиться рядом с вами, готовый ответить на любые вопросы.
Как известно, есть два способа научить человека плавать: первый – щадящий (его сначала поддерживают руками, объясняют, как дышать и что делать ногами); второй – шоковый (забрасывают на глубину, и он, бешено тараща глазами, бьет хаотично по воде руками). Валерий Вениаминович решил выбрать вариант №2: и я действительно несколько недель «таращил глаза и бил ногами», пока не появился опальный художник Наиль Алмаев, с которым дело вскоре пошло на лад.
Меня повысили до должности заместителя ответственного секретаря, реабилитированный же Алмаев вновь стал ретушировать снимки и рисовать заставки, а Пугачев – руководить нами из кабинета напротив. Правда, не только руководить, но порой и защищать. Помню свой первый рисунок кроссворда, опубликованный в «Ленинце», который никто не смог разгадать по причине того, что художник (то есть я) не обвел несколько карандашных линий тушью, и эти линии не проявились на клише. Редактор Вазир Мустафин, сверкнув на меня глазами, бросил грозное: «Пугачева ко мне!» Через минут пятнадцать ответсек объяснил причину грозы и утешил, сказав, что на первый раз молодое дарование простили.
Конечно, это все шутки, веселые воспоминания о туманной юности, а если серьезно, то «Ленинец» тех лет был одной из лучших молодежных газет в стране, и вклад ответственного секретаря Валерия Вениаминовича Пугачева в этот успех несомненен. Он умел разглядеть в перспективном пареньке или в начинающей юнкорше журналистские задатки и что очень важно в наш скоростной век – говорить с людьми. Мы подтрунивали над его страстью к чаевничанью, но, оказывается, это так важно, как сказали бы ученые мужи, и в массовой, и в межличностной коммуникации: когда ты не только сам высказываешься, но и других с большим вниманием и заинтересованностью выслушиваешь. Мои первые уроки по основам полиграфии также прошли под его началом, когда вместе заказывали в цинкографии штриховые и полутоновые клише, вдвоем отливали «ручные заголовки» или просматривали первые оттиски нового номера, выданные ротационной машиной в типографии.
Вообще в редакции середины семидесятых собралась замечательная команда талантливых журналистов: Михаил Чванов, Тамара Лаврищева, Рауль Тухватуллин, Зиля Нурмухаметова, Виктор Шмаков, Равиль Гареев и др. На летучках, планерках мы, молодые, раскрыв рот, слушали, как наши опытные коллеги проводили анализ вышедшего номера. Настоящая школа профессионального мастерства: обсуждалось буквально все – от уровня раскрытия темы, проблемы, стиля и языка до макета и полиграфического исполнения. Казалось бы, особой конкуренции между изданиями не было (несколько областных газет, в том числе на башкирском и татарском языках, «вечерка», «молодежка», детская «пионерская»), а как серьезно относились тогдашние журналисты к своей профессиональной деятельности.
Любой коллектив живет поколениями. Когда мы пришли в редакцию, там еще витали легендарные имена Юрия Поройкова, Эдвина Нуриджанова, Владислава Трушкова, Владимира Виноградова. К нашему же поколению я отношу Галину Карпусь, Марьям Гадыеву, Виктора Скворцова, Сергея Дулова, Марину Чепикову, Диму Ефремова, Сергея Лейкина (Иосиф Гальперин, Николай Тамайчук, Владислав Колокольников, Римзиль Валеев были чуть постарше). Затем появились Стас Шалухин, Света Гафурова, Алик Шакиров, Айрат Еникеев. О каждом можно рассказать многое, ведь каждый человек, тем более талантливый, – это особая планета.

Поименно помня каждого

Редактор Вазир Хашимович Мустафин нам, двадцатилетним, казался очень взрослым. А было ему всего-то 34 года. Наверное, сказывалось то, что за плечами стройного красавца-брюнета с первыми признаками седины осталось военное детство, юность, выпавшая на непростое для селян время 50-х годов, и то, что он уже приобрел опыт управленца, успев поработать в обкоме комсомола. Но, как мне кажется, попав в обойму назначенцев, Вазир Хашимович хотел, но так и не сумел сойти с дистанции, поначалу прельщавшей (статус, отдельный кабинет, служебная машина), а затем ставшей в тягость: все-таки подававший надежды выпускник филологического факультета был далек от практической журналистики и, если и не мечтал, то наверняка задумывался о научной и педагогической стезе. При этом за семь лет редакторства он, вкусив сладость коллективных журналистских удач, приобрел и пуб­лицистическое, и кадровое чутье. Коллектив-то при нем, хоть и был разношерстный, но однозначно талантливый.
Чему я научился у замредактора Марата Хабибуллина, так это тщательности редактирования и дисциплинированности – качествам, крайне необходимым тем, кто отвечает за выпуск номера, начиная с вычитки текстовых оригиналов, подбора иллюстраций, макетирования будущих полос, завершая подписью в печать свежего номера. Марат был молчаливым скромным человеком. И лишь годы спустя я узнал, что в душе он был поэтом, писавшим грустные лирические стихи.
Рауль Тухватуллин и Михаил Чванов, сидевшие в одном кабинете, были абсолютно разными: первый – стремительный и улыбчивый, второй – неспешный и задумчивый. Супруга Михаила, уже автора рассказа «Билет в детство» и повести «Лестница в небо», Тамара Лаврищева была ему под стать. Она заведовала отделом писем и пользовалась абсолютным авторитетом у всех «ленинцев», тем более у нас – зеленых корреспондентов. Вот как о ней написала ее подруга Рашида Краснова: «Единственная, кого он (Эдвин Нуриджанов. – Авт.) никогда не «доставал», была Тамара. И справедливо. Мало кто из молодых литераторов может похвастать, что к 22-23 годам обрел свой стиль. Процесс может тянуться долгое время, а часто поиски оказываются бесполезными, хоть два литинститута кончай, Лаврищева такой родилась. Плюс безукоризненная грамотность. «Вы, наверное, слышали, на заводах самым высококвалифицированным рабочим дают право на личное клеймо, – сказал однажды, собрав нас по какому-то поводу, Нуриджанов. – Это означает, что их продукция безупречна, и ОТК может их не проверять. Такого доверия у нас заслуживает только Тамара Лаврищева».
Виктор Шмаков – энергичный секретарь парторганизации «молодежки» был небольшого роста, а его товарищ Равиль Гареев, по контрасту, – громогласным живописным богатырем «борода лопатой». Они любили ездить в командировки, откуда первый привозил тексты, которые сегодня назвали бы лонгридами, а второй – отличные фотографии, нередко становившиеся «гвоздями» номеров.
Интересно, что с моим другом Лазарем мы не так много проработали вместе: начав внештатниками в «Уфимской неделе», встретились в «Ленинце», где я до перехода в «Вечерку» несколько лет трудился в секретариате, а Лазарь до перехода в «Советскую Башкирию» – в отделе пропаганды. Мы, естественно, дружили семьями, а в воспоминаниях коллег оставались неразлучными и в журналистике, поэтому они нередко путают и даты, и редакции, и наши «не общие» дела. Но развенчивать «апокрифы» не хочется, тем более что у нас действительно было много чего общего: и Театр «КВН» БГУ, и знаменитые уфимские «Юморины», и работа в жюри профессионального конкурса ответственных секретарей ра­йонных газет.
С Виктором Скворцовым подружились в конце семидесятых. Он, закончивший с красным дипломом один из самых престижных факультетов Уфимского авиационного института и получивший предложение поступить в аспирантуру, предпочел местом работы отдел учащейся молодежи областной газеты. Да, к тому времени Витя (Витюня, Вица) был уже «ушиблен журналистикой», и совсем скоро он станет настоящим зубром, газетчиком-профессионалом – мягким в общении и необыкновенно твердым в отношении принципиальных вещей. Печальная весть о неожиданном уходе Вити просто сразила меня.
Особая память – о Лене Галановой, которая работала выпускающей, т.е. человеком, сновавшим между первым этажом, где располагалась типография, и восьмым, где размещались телетайп, редакции «Блокнота агитатора» и нашей «молодежки». Лена знала всех. Лену ценили все. И не только из-за ее природной доброжелательности, но во многом потому, что она была профессионалом своего дела. Сегодня бы Галанову назвали мастером логистики: ведь она обладала искусством управления производственно-творческим процессом, следя за тем, чтобы вовремя были сделаны макеты, засланы материалы в наборный цех, отлиты все заголовки и подготовлены по размерам цинковые клише для верстки и т.д. Когда я уже редактировал еженедельную «Уфимскую неделю», то мог с легким сердцем уезжать в командировки по аспирантским делам, зная, что заранее подготовленных мною макетов будет достаточно – Лена примет все досылы, и газета выйдет в срок в строго запланированном редактором виде.
Работа замответсекретаря колготная, особенно если ты начинающий сотрудник секретариата, а еще студент предвыпускного курса университета. Пришло время выбирать тему преддипломной. Я решил связать ее, так сказать, с актуальными производственными задачами. В республиканской библиотеке попались статьи доцента МГУ Алексея Павловича Киселева и его аспиранта Игоря Николаевича Табашникова, посвященные композиционно-графическому моделированию (КГМ), поэтому взялся за внедрение передовой технологии в деятельность «молодежки». Благо, редакторат тому не противился, и через год я успешно защитил творческий дипломный проект о КГМ «Ленинца», а потом и опубликовал об этом статью в «Журналисте».

Надо просто писать правду

5 мая, День печати по-старому, ознаменовалось сюрпризом: декан филфака Марат Валеевич Зайнуллин вызвал меня, похвалил за новаторскую выпускную работу и тут же предложил продолжить обучение в аспирантуре. Хотя еще на обложке моей первой курсовой работы Валерий Георгиевич Сесюнин начертал «Склонен к научной работе», такое предложение стало сверхнеожиданным. Попросил время подумать, посоветоваться дома. Семья дала добро, но воспротивился Мустафин. Да так, что дело решалось в секторе печати обкома партии, куда редактор пришел с просьбой не отпускать ценного работника. Слово декана стало решающим, а с Вазиром Хашимовичем после хорошего разговора в ходе редакционного мероприятия, называемого «проставиться», мир был восстановлен. Я и в каникулы приезжал поработать на любимом восьмом этаже, а после перевода в заочную аспирантуру продолжил штатно поверять теорию практикой на выпуске газеты.
Те времена вспоминаются светлыми и радостными. Понятное дело – были молодыми и смешливыми. Действительно, такое ощущение, что мы все время шутили, подтрунивали друг над другом, много смеялись. А ведь работа не сказать, чтобы была легкой. Нередко газету подписывали в свет глубокой ночью, а то и утром. Но не потому, что не умели организовывать свой труд – тогда в моде были шпеки (с немецкого – часть набора, пригодная для других работ), а чаще всего потому, что генсек, незабвенный Леонид Ильич Брежнев, любил выступать с речами, которые на следующий день печатали все газеты страны. Поскольку «Ленинец» был большеформатной газетой, то мы дожидались, когда будет отпечатан почти двухсоттысячный тираж «Советской Башкирии» с официозом, брали шпек, ставили его в шаблон с нашей титульной частью, колонтитулами и выходными сведениями и только после того, как дежурный давал отмашку «В печать!», разъезжались по домам.
В моем архиве, который постепенно оцифровывается, сохранились снимки, напоминающие о том времени. Вот общий снимок редакционной – комсомольской – свадьбы, которая проходила в пригороде Уфы. Туда и обратно мы добирались на электричке, и в нашей шумной компании с трудом угадывались бойцы идеологического фронта. А на другой фотографии коллеги клеймят Сергея Лейкина, который постоянно выкидывал какие-то фортели, о которых мы частенько вспоминали в редкие встречи с друзьями по перу.
Как-то студенты спросили меня: «Разве можно было в ваше подцензурное время выпускать интересную газету?» Над ответом я долго не думал, ведь сам не раз уже задавал его себе. Да, «Ленинец» был, как теперь бы сказали, брендом. Причем брендом действительно молодежным, веселым и дерзким. Конечно, газета переживала разные времена, но в наши семидесятые ее реально любили и уважали, о чем говорит почти двухсоттысячный тираж, и масса писем, поступавших в специально организованный отдел. Поскольку в Уфе было две русскоязычные республиканские газеты – партийная и комсомольская, а также одна городская – «Вечерняя Уфа», то, понятно, что в этих трех редакциях (плюс редакции респуб­ликанского телевидения и радио) концентрировались лучшие журналистские силы. Уровень профессиональной конкуренции был высок. Люди, мечтавшие связать свою судьбу с работой корреспондента, рассматривали свою миссию как общественную.
«Служить народу!» – эти высокопарные слова не произносились, но однозначно подразумевались. Да, первые страницы отдавались под пропагандистские публикации, но даже их старались сделать читабельными. Помню, на одной из планерок возникла мысль готовить «передовицы» заранее и делать их не сугубо директивными, а по-настоящему проблемными. И получилось! От каждого отдела во вторниковский номер стали поступать публикации, которые сегодня могли бы появляться на полосе «Мнения» или под рубрикой «Авторская колонка». По жанру это были мини-статьи, комментарии и даже эссе.
Полтора года очной аспирантуры в Воронеже – по семейным обстоятельствам пришлось перевестись на заочное отделение – прервали на время мою практическую деятельность, но по возвращении я с удовольствием вернулся на восьмой этаж. Ответственным секретарем уже работал Слава Колокольников (интеллигентный, мягкий, остроумный человек, с которым работалось легко и дружно), а заместителем редактора – Николай Тамайчук. Он появился в редакции после окончания журфака УрГУ, и, кажется, почти сразу возглавил отдел писем (на сотруднице этого отдела – Лене – вскоре женился, и вся редакция с размахом отгуляла на их свадьбе). Это был прирожденный журналист-аналитик. Не увлекаясь изысками стиля, Коля любил глубоко копать, выбирая темы для публикаций, что называется, «на грани». Как-то наш редактор находился на долгом лечении, и номера подписывал его заместитель Н.Г.Тамайчук. Понимая, что с и.о.взятки гладки, Николай дал дорогу нескольким довольно острым «гвоздям», над которыми работала «группа мозгового штурма», куда входил и я. После очередного расследования о спекуляции пыжиковыми шапками с тревогой ждали реакции из обкома. Но все обошлось, и помню историческую фразу Тамайчука: «Вот ведь как получается: чтобы материал получился хорошим, надо просто написать ПРАВДУ!»

Репортаж в стихах на страницах газеты

Расскажу еще о том, как мы в «Ленинце» осваивали современные новые жанры – фоторепортаж и репортаж в стихах.
В Ишимбае я познакомился с бывшим одноклассником моей жены Сергеем Новиковым, который тогда учился в Челябинске и состоял в знаменитом клубе уральских фотографов. Он показал мне свои портретные и этюдные снимки, которыми я восхитился, а потом ими восхитились и в редакции «Ленинца». Фотографии Сергея не раз становились зрительно-смысловым центром полос нашей «молодежки», которые я макетировал. И часто его работы сопровождались стихами Иосифа Гальперина или Айрата Еникеева.
Позже я узнал, что нечто подобное уже практиковалось в нашей газете. Вот что писал Владимир Виноградов о сотрудничестве корреспондентов и фотокоров в молодежной газете Башкирии «Ленинец» на рубеже 60-х годов прошлого века: «...Время было стремительное, романтичное, и поэтому до краев наполненное стихами. Стихи звучали тогда везде – на радио, по телевидению, а в Москве и вовсе – в Политехническом и Лужниках. И у нас в газете поэтому, кроме традиционных жанров-очерков, зарисовок, корреспонденций, статей и фельетонов, стихи появлялись чуть ли не в каждом номере. Вместе с Левой Шерстенниковым мы осваивали новый жанр – фоторепортаж, где фотоснимки, объединенные одной темой, сюжетом и композицией, одной героиней или событием, сопровождались моим репортажем в стихах. Выезжали вместе с Левой на место действия, и делали каждый свою часть работы – он фотообъективом, а я – стихотворной строкой. Редакционная жизнь такова, что надо уметь мгновенно перестроиться, сходу импровизировать, находить выход из внезапной сложной ситуации. Например, однажды собравшись в очередную командировку в район, я приехал в аэропорт, который тогда находился почти в самом центре старого города. Четырехкрылые десятиместные «Аннушки», надежно связывавшие столицу республики с самыми дальними и труднодоступными районами и центрами, на этот раз сиротливо мерзли на приколе под сплошным февральским бураном. Ясно было, что командировка откладывалась на неопределенное время. И тогда, вернувшись в редакцию, я написал репортаж в стихах «Самолетам не дают погоды», и даже успел сдать его в утренний номер. Правда, многоопытный, осторожный Ремель Дашкин (редактор. – Авт.) сначала пригласил в кабинет Давида Гальперина (ответственного секретаря. – Авт.), еще пару-тройку свободных коллег, просил меня зачитать написанный стихотворный репортаж вслух и после одобрительных возгласов типа: «Нормально!», «Здорово!», «Вполне!», размашисто написал на тексте: «Срочно в набор!» Интересно, что известинец Виктор Ахломов в 1970-х годах придумал свою форму подачи снимков: он подбирал к фотографиям стихи, «которые каким-то образом с ними склеиваются». Так к снимку, «где изображены четыре женщины в спецовках» очень хорошо подошло четверостишие Наума Коржавина:

«Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони – все скачут и скачут.
А избы – горят и горят».