Русские: материальная культура как форма адаптации к природному и этнокультурному ландшафту

К концу XIX в. русское население Южного Урала в основном сформировалось (хотя миграции продолжались в начале ХХ в.) из переселенцев практически всех губерний европейской части России. В Уфимском уезде проживали выходцы из 32-х губерний8, в Стерлитамакском уезде — из Тамбовской, Тульской, Оренбургской, Пензенской, Вятской, Самарской, Симбирской, Курской, Казанской, Рязанской, Нижегородской, Орловской и еще 13 губерний9. В.М.Черемшанский в середине XIX в. о русских переселенцах в Оренбургской губернии сообщал: «Происходя из различных краев нашего обширного отечества, естественно вынесли с собой много особенностей и доселе еще не слились в одно целое и отличаются между собою и в нравах, и в обычаях, и в самом разговоре»10.

В начале XX в. яркий пример резких отличий в культуре и языке русских приводит Д.К. Зеленин: староверы с. Усень-Ивановское, потомки выходцев из Пермской, Вятской, Новгородской, Вологодской, Нижегородской губерний, дистанцировались от русских крестьян ряда соседних сел — переселенцев из Тульской губернии, называли их «надызами» и были «склонны считать этих «надызов» даже нерусскими» — столь сильна и заметна была разница в языке и традициях11. Е.П. Бусыгин заметил: «В прошлом разница в языке и бытовом укладе русского населения края была значительной и приводила даже, по рассказам стариков, к взаимному непониманию. Так, в Стерлитамакском районе много «курчан». Русские из центрально-великорусских губерний их называли «кулугурами» по причине сильного отличия языка»12. Вместе с тем, по мере расселения на Южном Урале «шел процесс консолидации русского населения в единую, в то же время многоструктурную, этнографическую группу русского народа»13.

Переселение на новые места, обустройство на них неизменно сопровождалось определенными издержками. Чтобы минимизировать их (не перестраивать хозяйство, не менять традиции и наработанные навыки), переселенцы стремились укорениться на землях, которые ландшафтно-климатически были близки к характеристикам их исторической родины. На это обстоятельство русской крестьянской колонизации Южного Урала неоднократно обращали внимание исследователи14. О том же писал Е.П.Бусыгин: «Районы, расположенные к северу от широты г. Уфы, в основном заселены русскими крестьянами, пришедшими из Пермской и Вятской губерний. <...> Южная часть территории в основном заселялась из центральных районов нашей страны и Среднего Поволжья» в дореформенный период, а после отмены крепостного права сюда «много крестьян переселилось из южновеликорусских губерний (Тульской, Курской, Орловской и др.). Они привозили сюда свои веками выработанные хозяйственные навыки, обычаи, диалектные особенности…»15. Подтверждает сказанное и свидетельство В.Михайлова: «Переселенцы степных местностей не заходили даже в Бирский уезд, а исключительно направлялись в южные уезды губернии, где <...> находили для себя подходящие условия»16.

Вольные переселенцы, имевшие возможность выбора для времени миграции и места нового поселения, имели больше шансов на быструю и успешную адаптацию, чем группы несвободных крепостных крестьян, которые в предыдущий (дореформенный) период переселялись принудительно и у которых нередко были более жесткие условия для выживания и адаптации. Воспоминания о переселении уже упоминавшихся выше «надызов» — крепостных крестьян из Тульской губернии, проигранных в карты владельцу медеплавильных заводов в Белебеевском уезде (д. Бенардаки), опубликовал в своем очерке «Никитин починок» Филипп Нефедов: «Когда надызы появились... сколько... реву да плачу тогда по заводу было — не приведи господи! <...> надызов сперва в завод пригнали... Весной из своих местов поднялись, а к нам только к успеньеву дню подоспели: не близкая путина, може сколько тысяч верст ехали. Наши-то, сказывала матушка, инды ужаснулись, как надызы к заводу подошли. <...> Пока еще тепло стояло — ничего, перебивались кое-как, жили в телегах и шалашах, а осенью поделали себе землянки, куда на зиму и поселились. Холод, нужду терпели! Только, бывало, и поедят с малыми детками, что на заводе посбирают... Много их в те поры и на погост снесли. <...> Надел и усадьбы отвели им на другой уж год». Столь жесткими были порою условия водворения «невольных переселенцев» на новые земли.

Рассмотрим в контексте адаптационных процессов отдельные отрасли материальной культуры русских переселенцев на Южном Урале: их поселения, хозяйство, постройки, одежду, пищу.

Причиной быстрого роста русских сел в Златоустовском уезде, основанных переселенцами из Пермской и Вятской губерний, следует признать сумму факторов. Во-первых, предки крестьян-«кунгуряков», заселивших север Златоустовского уезда, были выходцами из северо-западных русских земель (Новгородской, Вологодской, Архангельской), переселившихся в XVI в. в Приуралье19. Опыт предыдущих миграций обеспечивал хорошую организацию переселения и способствовал быстрой адаптации на новых местах. Во-вторых, благодаря многовековому опыту миграций, освоения новых пространств, «кунгуряки» имели определенную стратегию заселения территории, которая использовалась в дальнейшем и в освоении Сибири. Это — «перемещения в новые локусы небольшими родственными или соседскими группами и в то же время сохранение связей с оставленными в тылу фронтира колонистами. Они <...> втягивали в свое социокультурное поле последующие отряды мигрантов»20. Сходство в освоении земель русскими крестьянами в Сибири и в Приуралье уже отмечалось ранее: «Этапность в заселении пермских земель аналогична той, которая позднее наблюдалась в сибирских местах; первые проникновения были незначительны и не приводили к основанию постоянных селений; затем в результате массового крестьянского продвижения происходило создание постоянного населения и постоянных селений…»21. В-третьих, сохранившиеся связи с территорией выхода обеспечивали приток бывших земляков на освоенные земли. Именно так пополнялись и села «кунгуряков» в пределах Златоустовского уезда: «Довольные своим новым житьем, новые переселенцы стали приглашать селиться своих земляков. И вот потянулись семьи не только из Кунгурского, но из других уездов Пермской губернии»22. Результаты той переселенческой волны впечатляющи: «В течение 30 лет, считая от поселения башлыков, Дуван имел уже около 200 дворов». В-четвертых, важным фактором быстрого роста сел была также близость транспортных коммуникаций (трактов, судоходных рек), позволяющих реализовывать излишки урожая и иметь дополнительный заработок, занимаясь извозом или работая на пристани и на судах.

Адаптация к осваиваемым землям начиналась с выбора места для поселения (в тех случаях, когда он был), при котором учитывались многие факторы: ландшафтные и климатические особенности территории (о предпочтениях сходных с территорией выхода условий мы писали чуть выше), ее инфраструктура, определяющая возможности для дополнительного заработка и для реализации излишков крестьянского производства. Села нередко располагались вблизи больших дорог, почтовых трактов, заводов, что имело важное значение для их развития. Жители этих сел имели возможность заниматься извозом и сбывать сельскохозяйственную продукцию. Деревня Ломовка, расположенная вблизи Белорецкого завода, получила свое название от «рода занятия жителей: они были исключительно ломовыми извозчиками, поставляли на завод сырье»23. Близость заводов, которые испытывали потребность в продуктах крестьянских хозяйств, и прежде всего в хлебе, создавала для них выгодную конъюнктуру.

Непременным условием успешной адаптации переселенцев на новых землях было освоение ресурсов ландшафта и, в первую очередь, водных. Вода была необходима крестьянам для полива посевов, водопоя скотины, хозяйственных нужд и приготовления пищи. Поселения возникали рядом с природными источниками воды — реками, озерами, ключами. В конце XIX в. в «страдную пору» крестьяне возили на поля воду в бочках24. Поля орошались не везде, но везде поливали огороды. В усадьбах на огородах устраивали колодцы. Колодцы были источниками питьевой воды. На хуторах, где не было вблизи природных источников воды, пользовались только грунтовыми водами. Предпочтительнее все же оставались открытые источники воды. Их наличие — непременное условие существования крупных поселений: «селения, пользующиеся водою колодезною или прудовою, составляют лишь исключение, и 90% всех поселков в губернии сосредоточено на берегах рек»25. На реках строились водяные мельницы. Крупные реки были судоходны и служили транспортными артериями. Важнейшими водными магистралями Уфимской губернии были реки Кама и Белая. Пароходы на Каме появились в 1817 г., а на Белой — в 1858 г.26 Пароходы, грузившиеся пшеницей, рожью, овсом, горохом, мукой, льном, лесом, продукцией уральских заводов и другим товаром, уже в 1870 г. делали торговый оборот на реках Уфимской губернии на 5—7 млн руб. Реки до строительства железнодорожных путей «были почти единственными путями перевозки сельскохозяйственной и лесной продукции»27 в Уфимской губернии. Строительство пристаней давало крестьянам возможность сбывать продукцию своих хозяйств.

Реки важны были не только для существования основных отраслей крестьянских хозяйств, таких, как земледелие и скотоводство, но и для развития подсобных. В договорах с башкирами-вотчинниками об аренде земель оговаривалась и промысловая функция рек: «со всякою рыбною ловлею и с бобровыми и выдерными гонами»28. Крестьяне даже «брали в аренду места рыбных ловель сроком на 10 лет с уплатой в год по 10 руб.»29.

Доступные в конкретной экологической нише сырьевые ресурсы определяли выбор материалов для строительства, производства одежды и обуви, развития тех или иных ремесел, промыслов, производств и т.д. Месторождения глины, например, способствовали развитию местных гончарных производств и стимулировали кирпичное производство. В одном только Чертане (выселке с. Дуван) в конце XIX в. «23 домохозяина <…> занимаются выделкой кирпича»30. А в д. Ромадановке (Ишимбайский р-н) благодаря залежам красной глины процветал гончарный промысел (им занималась каждая вторая семья). Доступность хороших глин была важна не только для производства керамической посуды. Широкое распространение в быту русских крестьян Кушнаренковского района глинобитных печей «было связано с наличием в районе хороших глин и традицией местного населения в искусном изготовлении битых печей, по крепости превосходящих кирпичные»31. Из минеральных пигментов (охр) крестьяне сами варили на основе конопляного масла краски32. Из известняка обжигом готовили известь, которой белили стены домов33. Камень активно использовался в строительстве34, в местах произрастания липы и дуба в селах процветали бочкари и мастера обработки луба, в зоне березняков — мастера плетения из лыка, произрастания ивы — мастера плетения из лозы.

Красноречивый пример использования в процессе адаптации русскими переселенцами в Приуралье, как и в Сибири, всего спектра имеющихся в арсенале навыков, в том числе и стадиально более ранних — обращение к не самым передовым системам в землепользовании. Вольные переселенцы из Пермской, Вятской губерний, арендовавшие земли у башкир в Уфимской губернии, не испытывали дефицита в пахотных площадях: «кунгуряк тех местностей любит засевать хлеба помногу, до жадности <...> сеют столько, что в иное лето пшеницу не успевают сжать»35. Эти обстоятельства и позволяли им широко использовать экстенсивную систему землепользования.

Другим примером может служить упорная «привязанность» русских крестьян к сравнительно примитивному пахотному орудию — косуле, которой в основном и обрабатывали землю в конце XIX — начале ХХ в. В некоторых русских селах и в 1929 г. она была основным пахотным орудием: «ею пахали почти 80% хозяйств», она в тот период «во многих хозяйствах лесной зоны Башкирии конкурировала с заводскими плугами»36. Еще Д.К.Зеленин отмечал: «Пашут первобытной косулей, «залог», т. е. новую землю, — сабаном. Более сложных орудий труда нет, хотя неподалеку, на заводе Деевых, все работают машинами, а в гор. Белебее есть земский склад сельскохозяйственных орудий»37. И причиной этого, как отмечал А.С.Бежкович, была не «крестьянская косность» и не стоимость косули, которая равнялась цене заводского плуга. Причина популярности орудия — в его свойствах: «косуля незаменима при распашке так называемой «чищобы». Плуг для вспашки девственной почвы между частыми пнями, оставшимися от срубленных деревьев, совершенно непригоден. <…>. Кроме того, косулей легче и проще регулировать глубину вспашки, чем плугом. Пахарь, в нужную минуту надавливая на косулю, получал более глубокую борозду, а при желании пахать мельче слегка приподнимал ее»38. Таким образом, более архаичное и примитивное орудие в конкретных обстоятельствах оказывалось более востребованным.

Крестьяне стремились получать высокие урожаи и старались повысить плодородие почв, внося в них удобрения. Землю удобряли навозом. «Кунгуряки» вывозили по 20—400 возов на десятину (воз по 20—25 пудов), т.к. «без удобрения урожай падает наполовину»39. Кроме того, «были опыты удобрения полей золой и известью»40. В начале ХХ в. в с. Метели в качестве удобрения также использовали разрушенный известняк41 (пример успешной адаптации к освоенной территории и эффективного использования ее минеральных ресурсов, т.к. земли в округе были богаты выходами известняка). Но не всегда крестьяне считали удобрение земель необходимым. Так, описывая быт усень-ивановцев, Д.К.Зеленин отмечал: «Земля — чернозем, «плотиʹк» (т. е. плотная, тяжелая). Удобрения навозом не требует, даже, по словам крестьян, не выносит удобрения: хлеб будет слишком густ и свалится. Навоз здесь сжигают»42.

Потребность в изменении производственных технологий на новых землях была не всегда. Нередко для успешной адаптации было достаточно скорректировать структуру комплексного крестьянского хозяйства. Именно комплексность делала его пластичным и в высокой степени адаптивным, т.к. позволяла выживать и быть успешным, развивая по обстоятельствам те или иные основные отрасли: земледелие, скотоводство, пчеловодство, различные традиционные промыслы. Вспомогательную роль играли охота, рыболовство и собирательство.

Климат освоенных земель вносил свои коррективы в хозяйственную деятельность крестьян. В северной части Уфимской губернии короткое лето ограничивало их возможности в выращивании ряда культур: «в иное лето позябнет пшеница; просо и греча не засеваются, потому что не доспевают… О разведении плодовых деревьев: садовых вишен, яблонь и проч. нечего и думать при суровом климате»43. Скот там разводился ограниченно, только для нужд семьи, т.к. «в условиях длительной зимы откорм был невыгодным»44.

В хозяйствах горнозаводских рабочих, напротив, содержали много скота. Как заметил Д.К.Зеленин в описании быта усень-ивановцев, «скотины держат помногу. У очень бедного больного мужика Исаака 2 лошади, 1 корова и 5 овец; у самой бедной («и самовара нет») вдовы Орины 1 корова, 6—7 овец и телята»45. Лошадей держали в большом количестве как заводские, так и крестьяне-«кунгуряки» для работы на промыслах и для заработка извозом. У «кунгуряков» даже загон для скота именовали не иначе как «конюшня», а стадо — «табун». В начале ХХ в. стали разводить породистых лошадей.

Показателем успешной адаптации крестьян служил не только быстрый рост основанных ими сел, но и хозяйственно-экономические успехи переселенцев. Так, например, у «кунгуряков» рост сел происходил на фоне экономического процветания, о чем свидетельствуют нижеприведенные цифры. В Златоустовском уезде в связи с особенностями ландшафта, рельеф которого в восточной части определяли Уральские горы, проживало 12,04% от общего количества крестьянского населения Уфимской губернии (по данным 1870 г.)46.
Это меньше, чем в Мензелинском (27,81 %), Уфимском (17,1 %), Белебеевском (15,05 %), Стерлитамакском (14,96 %), Бирском (12,98 %) уездах47. При этом именно Златоустовский уезд в начале ХХ в. «превратился в один из основных аграрных регионов края. В 1916 г. по сборам пшеницы (2,5 млн пуд.) Златоустовский уезд занимал второе место в губернии, а по сбору сена (19,3 млн пуд.) вообще первое»48. И это неудивительно. Состоятельные крестьяне там засевали большие площади, арендуя землю у башкир: «крестьянин из с. Дувана Цепилов арендует лучшей земли до 325 десятин за 93 рубля в год, засевает в год более ста десятин и имеет 25 лошадей, 80 гол. крупного и мелкого рогатого скота»49. В конце XIX — начале ХХ в. в хозяйства наиболее зажиточных крестьян-«кунгуряков» начинала проникать сельскохозяйственная техника. Так, например, в с. Тастуба по данным 1897 г. «Распространены молотилки (100 штук), с американским топчаковым приводом (20 штук) и веялки. В селе имеются мастерские для приготовления этих орудий»50, а «чугунные приборы для них приобретаются в Кусинском заводе. Веялки имеются почти в каждом дворе»51. В с. Дуван в то время было 100 молотилок и до 200 веялок. В с. Метели в 1915 г. появились «2 импортные сноповязалки»52. Преимущественный промысел наиболее зажиточных крестьян-«кунгуряков» во второй половине XIX в. — это водяные мельницы. В.Касимовский отмечал: «Крестьяне любят приволье: селятся по реке: заводят мельницу и ведут привольное хлебопашество около самой усадьбы»53. По замечанию члена Уфимского губернского присутствия В.Михайлова, посетившего Златоустовский уезд в 1898 г., «владельцы мельниц живут на них сами и ведут полное совсем не крестьянское даже, а помещичье хозяйство на арендуемых по соседству <…> участках»54. Так, уже в 1870 г. в с. Ярославка было 9 мельниц, в с. Сикияз — 7, в с. Тастуба, в с. Лемазы — 6, в сс. Старый Белокатай, Ногуши — 4, в сс. Дуван, Емаши, Метели, в д. Новый Белокатай и других — 3 мельницы55.

Не всегда адаптация крестьян-переселенцев на новых землях была столь успешной. Е.П.Бусыгин, осуществивший исследования в западных районах Башкирии, отмечал: «Хлеба, особенно в неурожайные годы, основной массе крестьян едва хватало до рождества»56. Причинами низких урожаев он называл примитивную технику ведения хозяйства, низкую культуру земледелия: землю пахали преимущественно деревянной сохой, боронили деревянными боронами. Невозможность прокормить семьи заставляла многих крестьян уходить на заработки в города, на шахты, заводы: «молодежь уходила в Донбасс, на тульские оружейные заводы, бурлачить на Волгу». Иногда переселенцам не удавалось адаптироваться на новых землях. Известны факты возвращения на родину тех из них, кого не устроили условия территории57. Миграции на Южный Урал и высокие темпы естественного прироста привели к ситуации аграрного перенаселения края, высокой плотности населения: «в Уфимской губернии с 1870 по 1912 гг. площадь земли на человека сократилась с 7,2 до 3,5 дес.», что в итоге стимулировало дальнейшие передвижения крестьян: «местное малоземельное крестьянство начало переселяться в Сибирь. За 1896—1914 гг. в Уфимскую губернию прибыло около 45 тыс. человек, а отправилось за Урал свыше 50 тыс.»58.

Сложно протекала хозяйственная адаптация горнозаводского населения. Прикрепление вчерашних крестьян к заводам сопровождалось сломом всего их хозяйственного уклада. По данным 1806 г., рабочие 13 из 27 заводов губернии не занимались земледелием59. На миасском заводе «хлебопашеством занималось не более сотой части заводских мастеровых»60. Работа на заводах, с одной стороны, не оставляла возможности полноценно заниматься сельскохозяйственным трудом, а с другой — зачастую не позволяла рабочим обеспечить себя безбедным существованием и прокормить свои семьи. Нередко уровень жизни рабочих был буквально полуголодный: «Семья живет щавелем да просом. Хлеб имел тот, кто его выращивал»61. Это вынуждало рабочих все же заниматься сельским хозяйством: «Накануне крестьянской реформы из действовавших на Южном Урале 26 заводов земельные наделы имели рабочие 25 заводов»62. И это давало определенные плоды: «за счет собственных посевов рабочие в среднем обеспечивали себя 20% необходимого количества хлеба»63.

Специфика хозяйств горнозаводского населения, при которой полноценно заниматься земледелием было невозможно, но при этом была необходимость содержать скот, нашла отражение в структуре их земельных наделов: «В Златоустовском казенном горном округе <...> один процент составляли усадьбы, менее одного процента — пашня, а остальную часть — сенокос»64. В начале XX в. Д.К.Зеленин отмечал: «Пока медеплавильный завод на Усене функцио­нировал, усеньчане совсем не занимались земледелием <...> Единственной полевой работой, которой усеньчане занимались до закрытия завода, была косьба сена»65.

На разных заводах на посевы хлеба отводились участки разных площадей. Так, на Верхоторском, Воскресенском, Преображенском, Богоявленском на одного мужчину отводились 3 десятины, на Благовещенском — 1 дес., а на Архангельском — 0,8 дес.66 В землепользовании преобладало трехполье. Так же, как и во многих крестьянских хозяйствах, примитивными были способы обработки земли: «пахали сохой и деревом, а боронили деревянными боронами»,67 урожаи, соответственно, были низкими, и у работающих на заводе бытовала та же поговорка, что и у многих крестьян: «Хлеба и до рождества не хватит». Ситуацию нередко усугубляло то обстоятельство, что «лесные угодья, с протекающими реками и прудом являлись частной собственностью заводовладельца, поэтому охота, рыбная ловля были запрещены»68. Заводские рабочие держали пчел. Так, например, в 1912—1913 гг. в поселке Верхотор было 59 пчеловодов и 1700 ульев. Развитию промысла там способствовали липовые леса, произрастающие в округе69.

В тех случаях, когда завод закрывался, его бывшим рабочим приходилось вновь перестраивать свое хозяйство: «усеньчане принуждены были взяться за земледелие. На первых порах, как помнят старики, было трудно: ничего не умеют делать. Нанимали башкир. Потом привыкли. Теперь сеют рожь, пшеницу, овес, просо, лен»70.

Хозяйственная деятельность русских в селах и на заводах корректировалась в соответствии с меняющимися обстоятельствами, спросом на определенные продукты и «услуги».

В южных и западных уездах Уфимской губернии, расположенных вне зоны хвойных лесов, в лесостепном ландшафте, русские переселенцы возводили дома из лиственных пород. В Белебеевском и Мензелинском уездах Уфимской губернии — «из толстых, преимущественно липовых, бревен»73, в частности, в с. Усень-Ивановском «строятся из березового и осинового леса, реже из липы»74, в юго-западной зоне — «из чернолесья (березы, липы, осины)»75, в Верхоторском заводе (на юго-востоке губернии) «использовали осину и липу, растущие в больших количествах в окрестностях села. Сосновые срубы использовались при строительстве господских домов, поскольку сосновые леса находились за десятки верст от села»76.

Дефицит строительного леса в степных районах понуждал использовать при возведении домов другие доступные материалы. В южноуральских степях у русских было много построек саманных, глинобитных, плетневых77.
Ф.Г. Галиева приводит показательные в этом отношении данные конца XIX в. по Стерлитамакскому уезду Уфимской губернии: в поселке Николаевский было 17 деревянных домов, 2 дома — из саманного кирпича, 7 — «земляных и плетневых», а в поселке Петровский — 39 деревянных домов и 17 «плетневых изб»78. Постройки из саманного кирпича возводили и «кунгуряки» Златоустовского уезда, в основном это были строения хозяйственного назначения, но встречались и жилые саманные дома. Саманные постройки у «кунгуряков» возводили главным образом в лесостепной зоне освоенных ими территорий79. В селах, расположенных вблизи гор, в качестве строительного материала активно использовался камень: там повсеместно из камня складывали фундаменты домов, нередко — амбары, склады, местами — ограды, выкладывали камнем колодцы и подполы, а каменные «листы» плитняка толщиной всего в несколько сантиметров использовали даже для перекрытий хозяйственных построек.

Совершенно иная картина наблюдалась на заводах, где велико было влияние

В Верхоторском заводе, где рабочие, наряду с работами на заводе,

Е.П.Бусыгин писал, что широко был распространен у русских южных уездов

Прослеживаются некоторые особенности и в ограждениях, бытовавших в

Пища. Основу рациона

Климатические условия Южного Урала порой не позволяли полноценно

Одежда. Одежда русских была

Переселенцы из северных, центральных и южных губерний европейской части

В конце XIX в. стали активно распространяться фабричные ткани, они

Хозяйство русских сел в конце XIX — начале ХХ в. не было натуральным:

Весьма ощутимым было влияние городской моды в одежде горнозаводского

Межэтническое взаимодействие — часть процесса

Основой взаимодействий русских крестьян с башкирами (при всех различиях

Освоение новой территории русскими переселенцами начиналось со

Заимствовались не только топонимы, но и другая, в том числе и

Тюркизмы в языке русских Башкирии собирались и исследовались

Бытовая тюркская лексика, названия предметов быта нередко

Элементы, заимствованные русскими у народов Южного Урала, отмечаются в

Влияние соседних тюркских народов ощущалось и в одежде. Например,

Происходящим в культуре русских крестьян изменениям, по замечанию

Вышеизложенный материал показывает, что русское переселенческое

Судьбы традиций в ХХ — начале ХХI в. Многие русские села,

В то же время в начале ХХ в. в русских селах резче проявлялись

Первоначально советская власть оставляла за крестьянами право на выбор

Первые тракторы и другая техника массово пришли на поля после

Не все крестьяне адаптировались к происходящим процессам, не все

Колхозы заметно изменили не только хозяйство крестьян, но и многие

Тяжелейшим испытанием для крестьян стали годы Великой Отечественной

Когда существование людей перешло на уровень физического выживания,

В послевоенный период в материальной культуре русских окончательно

Мирное поступательное развитие русских сел в послевоенное время

Во второй половине ХХ в. восстанавливались

Сегодня в новых домах у обеспеченных жителей села интерьеры вполне

В перестроечный, постперестроечный период, на фоне проводимых в

Подводя итог, можно отметить, что в течение всего периода (от заселения

ХХ век для русских крестьян Южного Урала был временем тяжелейших

Несмотря на все катаклизмы, численность русского населения Южного Урала

Русские Южного Урала, как уже отмечалось, весьма урбанизированы и

Рост рождаемости, зафиксированный в начале XXI в., не сразу привел к

Рассмотрев проблемы адаптации русских переселенцев к