Мустай Карим — военный корреспондент

Мне никогда не приходилось беседовать с Мустаем Каримом, хотя за долгие годы работы в детской и молодежной печати республики могло быть немало поводов для встречи с аксакалом башкирской литературы. Тем более, что сам он «выходец» из детских изданий: свои первые стихи публиковал в газете «Яшь төзүче», был начинающим корреспондентом журнала «Пионер». Особенно жалею о том, что упустила возможность расспросить его о военной журналистике. Ведь это был единственный человек, прошедший войну корреспондентом фронтовых газет, которого я застала. К сожалению, теперь остается довольствоваться только теми строчками, которые он оставил в своих воспоминаниях.

Во время войны Мустай Карим служил на передовой начальником связи артдивизиона, после тяжёлого ранения и лечения в госпиталях направлен корреспондентом фронтовых газет «За честь Родины» (март—май, 1943) и «Советский воин» (1943—1946). Под такими общими названиями выходили еще шесть национальных газет, в том числе татарские «Ватан намусы өчен» – на Воронежском, «Совет сугышчысы» – на 3-м Украинском фронтах. Оказывается, газету «Советский воин» хотели издавать и на башкирском языке. Мустай Карим пишет об этом: «Когда рана затянулась, направили в Москву, в резерв Главпура. Оттуда – на Воронежский фронт, там должна была выходить газета на башкирском языке. Два журналиста, башкир и татарин, прибывшие задолго до меня, для выпуска газеты ничего не сделали, как говорится, и щетинкой не шевельнули. Получилось, что прибыл я на пустое место. Начал работать в русской газете этого же фронта «За честь Родины». В войска передового эшелона выезжал, статьи, очерки и даже новеллы писал...» [2, 168]. А как писал, как добывал материал, как беседовал с героями очерков, как рождались образы, как придумывался заголовок – об этом у поэта-фронтовика ни слова. Он и сам признается: «В воспоминаниях я достаточно много писал о своих товарищах, с кем вместе работал в газете, о себе, о своей работе почти не говорил» [2, 178]. А как много интересного и ценного можно было бы узнать! Единственной находкой в этом плане можно считать описание им метода работы собрата по перу Габдуллы Ахметшина. «Мы и сами поражались оперативности Габдуллы, – пишет Мустай Карим. – Когда вышел приказ Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина об успехах на фронте, мы стояли в Днепропетровске. В номер нужно было подготовить 4—5 откликов к приказу. Поскольку газета выходила на татарском языке, авторы должны были быть с татарской или башкирской фамилией. Газета печатается ночью. Уже прошло больше половины дня. Как за это время найдешь материал? Мы были в раздумьях. Габдулла ушел без слов. Где-то часа через два он вернулся. В блокноте у него было 5 небольших откликов, под которыми воины своими руками написали номера частей, указали домашние адреса. Как он их нашел, думаете? Он прямиком направился в солдатскую баню. Разделся, вошел. Отыскал мусульман, завел с ними разговор со слов «Здравствуй, земляк!», потом по одному вызывал их в предбанник. Вот как эффективно он поработал! Скупой на похвалу Максуд-агай на этот раз не скупился: «Военный журналист должен быть именно таким!» [2, 176].

Для самого поэта особенно дорого было то, что атмосфера в редакции располагала к литературному творчеству. Здесь он познакомился с сотрудниками татарской редакции поэтом Ахметом Ерикеем, Гали Хужи и Ризой Ишмуратом, который впоследствии стал известным в Татарстане драматургом. Все они жили в одной комнате и иногда устраивали поэтические состязания.

«Однажды ночью, когда уже легли спать, я выступил с таким предложением: «Великие сэсэны, акыны и ашуги! К вам взываю я! Давайте, пока не рассветет, сложим каждый по стихотворению. И чтобы не меньше трех куплетов было» [2, 168]. Как вспоминает поэт, очень уставшие за день друзья с сопением и храпом заснули. А стихи Мустая Карима к утру уже были готовы:

Много помню я в жизни прозрачных ночей,

Разлинованных лентами лунных лучей.

Но зачем без тебя, для чего мне они,

Эти лунные ночи и белые дни?

Без тебя я не знал, что в огромной ночи,

Оживая, беззвучная песня звучит.

Я не знал, что бескрайняя ночь – как река,

Лишь двоим различимы ее берега.

Глубока и бескрайна, как время, она –

Все идти и идти бы, не ведая сна.

Подожди, дорогая, послушай, постой!

Может, сбились с пути мы, идя за луной?

Может, мы заблудились полночной порой

И теперь не отыщем дороги домой?

Только нет, это звезды блуждают в пути,

Это звездам дороги во тьме не найти.

Мы вдвоем! Никогда не заблудимся мы.

Одинокие звезды блуждают средь тьмы.

(Перевод Е.Николаевской).

Когда приняли решение, что башкирская газета выпускаться не будет, младшего лейтенанта Каримова вызвали обратно в Главпур и отправили специальным корреспондентом в татарскую редакцию газеты 3-го Украинского фронта «Советский воин». Она выходила на русском, узбекском, татарском, казахском, армянском, молдавском и азербайджанском языках. По словам М.Карима, трое работников татарской редакции были из Башкортостана: Абдулла Ахметшин, Хидият Асадуллин и сам поэт. «Потом и корректор приковылял, прямиком из госпиталя, девятнадцатилетний Гильман Хайбуллин, мелеузовский уроженец, из аула Тумансы. Наборщики – узбек Кадыр Юлдашев и русская Шура Кузнецова. Они языка не знают, но тексты по нашим рукописям набирают по буковкам – быстро и без ошибок, потому что над смыслом голову не ломают» [2, 170].

«Совет сугышчысы» выходила с мая 1943 по февраль 1946 года, прошла большой боевой путь: Ворошиловградская область – Одесса – Болгария – Югославия – Австрия – Румыния. Сначала она выпускалась на двух полосах, а с мая 1944 года – на четырех.

«Два трудных года прожили мы вместе, – пишет об этом М.Карим, – тяжелый и победный путь до самой Вены, столицы Австрии, вместе прошли. Под обстрелы и бомбежки попадали. Когда по редакционным заданиям ходили на передовую, мины рядом взрывались, пули возле уха свистели, но, благодарение Богу, с поля битвы все целы вышли, на Родину вернулись живые и здоровые» [2, 170].

С особой теплотой он вспоминает редактора газеты Махмуда Максуда. «Наш редактор – умный, справедливый и очень трудолюбивый человек. И лицом, и всем обликом приятный, и одежда ему под стать. За два года и споры, и даже перепалки, наверное, случались, однако, он никогда на человека напраслины не возводил, зла не держал, кривое за прямое, а черное за белое не выдавал. Достоинство человека не мелкими или крупными звездами определялось, а талантливой работой, творческим мастерством и другими личными качествами» [2, 171]. Умный, талантливый и чуткий редактор – счастье для журналиста. В этом смысле Мустаю Кариму очень повезло.

«Был конец октября 43-го. Как-то вечером, отправив очередной номер газеты в типографию, мы зачем-то остались в редакции вдвоем.

— Кажется, ты совсем стихи забросил, – сказал он, – что-то ничего твоего в последнее время не читал.

— Недавно же в газете были три-четыре штучки...

— Я тебе не про газетные «штучки», я про такие стихи говорю, какие в книгу поставить не стыдно.

Как раз в те дни бился я над широко задуманным «Ответным письмом башкирскому народу», никак не мог начать. Я рассказал ему об этом.

— Задумка хорошая, – одобрил Махмуд-агай. – Ахметшин с передовой послезавтра вернется. А до тех пор мы и втроем, без тебя, управимся. С завтрашнего дня неделю в редакцию не приходи, пиши свое стихотворение. В следующую пятницу, что сотворил, нам прочитаешь.

— Если, конечно, вдохновение придет...

— Ты всякого там вдохновения не жди. Домой придешь – и садись за работу. Вот такой приказ. Вдохновение само к тебе прилетит.

Недели не прошло, я закончил стихотворение и прочитал его своим товарищам» [2, 172].

И впредь, когда бои на фронте немного затихали, редактор давал своему подопечному «творческий отпуск». Так, по словам Мустая Карима, за четыре-пять дней была написана третья часть «Ульмасбая». Было это перед началом Ясско-Кишиневской операции.

В случаях, когда поэт «переключался на стихи», его редакционные обязанности ложились на плечи его товарищей. «Они ни разу никакого недовольства не выразили. Искреннюю благожелательность моих товарищей, их доброту забыть не могу», – отмечал поэт [2, 173].

С редакционным заданием собрать материал весной 44-го Мустафа Каримов был среди войск, наступавших на Кривой Рог, Никополь, Одессу, участвовал в боях за Югославию, встречался в горах с партизанами. Был на передовой в Будапеште, привез много материала. Поэтому медаль «За взятие Будапешта» считал одной из самых заслуженных. Кроме этого, у него были медали «За освобождение Белграда» и «За взятие Вены».

Самая последняя командировка на Великой Отечественной войне оказалась для поэта самой памятной. Нас же интересует результат этой командировки – получившийся материал, процесс его создания и редактирования и, конечно, отклики на него. Всего лишь пара строк, – но об этом в воспоминаниях тоже есть. «8 мая ближе к вечеру наш главный редактор Филиппов нас четверых – писателя Николая Атарова, журналиста Виктора Кононенко, фотокора Сергея Марченко и меня – срочно вызвал к себе. «На встречу с американцами поедете. Материал должен быть напечатан послезавтра». В наше распоряжение он отдал свой трофейный лимузин цвета спелой вишни. Обязанность у нас не простая. С союзниками встречаться едем…

Когда солнце взошло, мы уже сидели и беседовали с командиром дивизии союзников полковником Кервеем. Он еще даже каску не снял. При встрече этот могучий человек каждого из нас не по уставу, а от всей души крепко-крепко обнял. И с каждым объятием повторял: «Очень хорошо! Очень хорошо!»

Полковник-то по-русски неплохо говорит. Оказывается, дивизия Кервея в нашу сторону вниз по Дунаю спускалась. Раскинув карту, он показал пройденный путь. У полковника мы по-солдатски позавтракали. Выпивки он не выставил. Потом рослый офицер повел нас в танковую роту. Там тридцать солдат шести национальностей. Даже один японец обнаружился. Хотя языка не знаем, но у победителей общий язык, так что ничего, объясняемся. Руки, ноги, глаза, губы, даже носы – все участвует в разговоре. А уж когда оловянные кружки, до краев наполненные крепким вином, обошли круг из тридцати человек, уже ничего такого, чего понять было нельзя, не осталось. Наполняясь заново, обошли во второй раз, уже и слов не нужно. Объятия пошли, рукопожатия, тычки в грудь, похлопывания по спине. В эти часы мы с этими парнями будто на всю жизнь сроднились.

Вернувшись, мы втроем – Атаров, Кононенко и я – сразу написали статью, полную теплых чувств. Но ее сразу не напечатали. Нашли в ней «излишнее восхищение по отношению к союзникам». Мы «восхищения» убавили, но совсем не убрали. Только после одобрения члена Военного совета фронта Желтова статья была напечатана в «Советском воине» [2, 182].

«Я не был героем войны, я ее труженик, – писал о себе поэт. – Обязаннос­ти военного журналиста – специального корреспондента старался выполнять добросовестно» [2, 178]. Картины, увиденные и пережитые им на дорогах войны, герои фронтовых газет навсегда остались в памяти Мустая Карима. Они легли в основу его произведений, превратились в любимых миллионами персонажей, обогатили башкирскую литературу.

1. Карим М. Сочинения. I том. – Уфа: Китап, 2009. – 511 с.

2. Карим М. Мгновения жизни. – Уфа: Китап, 2002. – 335 с.

3. Шамова А. Печать, рожденная в огне. – Казань, 2007. – №7. – С.105–120.