Известный как сподвижник Емельяна Пугачева, он был главным полковником в его войсках. Каранай руководил повстанческим движением в западной части Башкортостана и в Прикамье осенью-зимой 1773–1774 гг., в южной части своего родного края весной-осенью 1774 года. В определенные периоды борьбы под его командованием состояло до двенадцати тысяч человек. Он вступал в сражения с такими царскими генералами и офицерами, как А.Л.Ларионов, Ф.Ю.Фрейман, П.М.Голицын, Ю.Б.Бибиков, П.А.Шепелев, И.К.Рылеев, И.К.Маршилов, В.Меллин и др. В одном из документов правительственного лагеря Муратов назван как «издревле изменник и злодейский начальник», что ясно указывает на то, что Каранай не впервые участвовал в антиправительственном движении. После подавления восстания он был доставлен в Москву, где стал очевидцем казни Пугачева.
Исторические документы рисуют не только яркий политический, но и привлекательный физический портрет героя. По свидетельствам русских крестьян, видевших Караная в 1774 году, это был «высокий, статный, чернобородый, смуглый, красивый мужчина» («История башкирского народа», том III, Уфа, «Гилем», 2011, с.344). Помимо исторических документов сведения об этой личности сохранились и в преданиях жителей одноименной деревни Стерлибашевского района. В частности, одно из них гласит, что Каранай-батыр был на приеме у самой «Абий-батшы». Башкирский богатырь, якобы, произвел такое впечатление на царицу, что она повелела отпустить его, не причинив вреда.
Однако насколько реально данное событие? Как оно согласуется с известными историческими фактами? Снова обратимся к документам, дошедшим до нашего времени. Через два месяца после пленения Пугачева Каранай сложил оружие. 20 ноября 1774 года он добровольно явился в Казанскую секретную комиссию. В тот же день генерал П.С.Потемкин отправил донесение Екатерине II о том, что в Казань доставлен «главнейший бунтовщик» («Крестьянская война 1773–1775 гг. на территории Башкирии». Сборник документов. Уфа, 1975, с.411). Комиссия, находившаяся непосредственно под контролем Екатерины II, занималась установлением личности самозваного императора Петра III, выявлением причин массового восстания, расследованием и вынесением приговора участникам.
Явку известного бунтовщика Потемкин воспринял как удачу, особенно после того как сопровождаемый его людьми в Казань плененный Пугачев был перехвачен генералами А.В.Суворовым и П.И.Паниным. Тогда раздосадованный генерал даже написал жалобу императрице. Теперь же он мог явиться в столицу не с пустыми руками. 28 ноября он, а вслед за ним и Каранай Муратов, покинули Казань. Как известно, казнь предводителя Крестьянской войны состоялась в Москве 10 января 1775 года. Таким образом, около месяца башкирский полковник находился где-то в ожидании этого события. Этого времени было вполне достаточно для поездки в Петербург и обратно.
Однако имеются ли основания для предположения такой поездки? На этот вопрос можно ответить утвердительно. Известно, что 10 августа 1774 года Потемкин обратился с воззванием к башкирам, в котором обещал «что ежели башкирский народ усмирится и пришлет ко мне старшин своих, дабы я мог их представить пред лице монархини с повиновением их, тогда отпустятся им вины, и спокойствие жизни они иметь будут…» («Крестьянская война», с.224). Очевидно, что генерал не мог сделать такое заявление без воли императрицы.
Известно, что пугачевский бунт сильно напугал Екатерину II и уязвил ее самолюбие. Она считала себя просвещенной, доброй и справедливой правительницей, заслуживающей любви и покорности народа. Поэтому она тщательно искала следы иностранного, в первую очередь, турецкого вмешательства. Особые претензии у нее были к башкирам, которые, по ее мнению, «ничем отягощены не были, однако же, такое злодейство проявили». Вполне понятно было ее желание воочию увидеть и самой опросить видного представителя беспокойного народа. Заметим, что эта аудиенция не была чем-то из ряда вон выходящим и имела исторические прецеденты. Известно, что, например, в 1663 году предводители башкирского восстания были приняты царем Алексеем Михайловичем, а в 1722-м – Петром I.
20 января 1775 года Потемкин написал в Казанскую секретную комиссию «…привезен сей Каранай был в Москву, во-первых, для того, чтоб видел под стражею и в узах того, коего идолом они представляли, а потом бы и казни был мнимого идола своего, злодея Пугачева, очевидным свидетелем. Все сие исполня, возвращается ныне в комиссию с тем, чтоб его препроводить к генерал-поручику и губернатору казанскому князь Платону Степановичу Мещерскому...» («Крестьянская война», с.273–274).
В далекие времена, когда не было средств массовой информации, люди жили слухами. После восстания в народе ходили разговоры о том, что Пугачев жив и вскоре снова объявит о себе. По замыслу правительства, свидетельство авторитетной в своем народе личности должно было способствовать борьбе с ложными слухами.