Спецпоселения в Башкирии

Условия жизни спецпереселенцев

О том, как там жили люди, поделилась воспоминаниями Александра Кирилловна Куранова (Мельникова), жительница поселка Шингак-Куль¹, семья которой была сослана в спецпоселок Осиновый Лог в 1939 г.
Родилась она в 1928 г. в с.Старое Надеждино Благовещенского ра­йона в крепкой крестьянской семье. Во время коллективизации ее дедушка Николай Иванович Мельников, участник Русско-турецкой и Гражданской войн, был раскулачен и выслан в спецпоселок Березовый лог (Берлог) Караидельского района.
Отец, Кирилл Николаевич Мельников, в то время вел самостоятельное хозяйство, поэтому не только не был раскулачен, а даже избран председателем сельского совета. Но не долго ему пришлось работать на этой должности. За отказ участвовать в изъятии продуктов питания и имущества у раскулаченных крестьян в 1929 г. он был обвинен в антисоветской деятельности и осужден по ст.58-10 к 3-м годам ссылки, которую отбывал в Архангельской области. Вернувшись домой, Кирилл Николаевич во избежание повторных репрессий переезжает с семьей в поселок Чандар Нуримановского района.
Его отец Николай Иванович, узнав, что сын находится относительно недалеко, решается на побег, переходит на нелегальное положение и присоединяется к семье сына. Через какое-то время органы НКВД находят его и вновь отправляют на спецпоселение, но теперь уже не в Караидельский район, а в ближайший поселок Осиновый Лог. Кириллу Николаевичу предлагали отречься от отца, порвать с ним отношения, но он отказался, так было решено на семейном совете. За это всю семью Мельниковых также выселяют в Осиновый Лог.
К 1939 г. поселок был полностью отстроен, со сложившейся инфраструктурой и устоявшимся бытом его обитателей, жизнь которых оставалась крайне тяжелой. В поселке было 2 улицы, без официальных названий, называли их Верхняя и Нижняя. Бараки: двух-, четырех- и шестиквартирные, с крышами, крытыми лубом. Квартиры в бараках только однокомнатные, отапливались печами-калёнками (буржуйками). Погребов в домах не было из-за близости грунтовых вод.
На каждой улице было по два родника, но не всем жителям было удобно брать из них воду. Семье Мельниковых приходилось ходить к роднику на расстоянии около одного километра. Возле поселка был пруд, в котором стирали, купались, поили скотину. Во главе местной власти находился не сельский совет, а комендант НКВД, который осуществлял административные и надзорные функции за жителями поселка. Комендант был царь и бог для спецпереселенцев, от него зависела их жизнь. Сам комендант с семьей тоже жил в поселке, поэтому в отношениях со спецконтингентом сотрудник НКВД старался быть более лояльным. Он мог ударить ссыльного по лицу, водворить в камеру, оштрафовать, но чрезмерной жестокости с его стороны не было.
Комендантом поселка был Юмадилов (как вспоминает Александра Кирилловна, имя его вроде Мидхат, а дети звали просто «дядя Миша»). Когда его перевели на службу в другое место, комендантом стал его брат.
В поселковой комендатуре, кроме кабинета коменданта, были специально оборудованные камеры для временного содержания задержанных. Работали жители поселка в Яман-Елгинском леспромхозе, в основном на лесозаготовках. Распределением на работу занимался непосредственно комендант. Бригадиры из числа спецпереселенцев по согласованию с комендантом назначались леспромхозом.
Управление леспромхоза располагалось в поселке Яман-Порт, а в комендатуре пос.Осиновый Лог имелся телефон для связи с районным НКВД и руководством леспромхоза. Связь с бригадами на лесных участках и другими объектами поддерживалась посредством посыльных, назначаемых из числа спецпереселенцев. В поселке, напротив школы, было небольшое пожарное депо с каланчой. Если коменданту требовалось срочно собрать всех жителей, то с каланчи звуками горна извещал об этом школьный горнист.
Женщины-лесорубы работали на ближних участках и поэтому приходили вечером после работы домой. Работавшие в лесу сдавали инструмент, пилы и топоры на заточку пилоправу, который затачивал их в основном по ночам, чтобы к утру инструмент был готов к работе. Пилоправ также чинил упряжь, хомуты и т.д.
Мужчины на дальних участках жили всю неделю в лесу, в рабочих бараках, домой приходили только в воскресенье. Такие бараки стояли на 9-ом участке, а также в районе пос.Просвет, Комсомольского и Сорочинского участков, откуда до Осинового Лога было 25-30 км.
Работа в лесу была тяжелой, в основном применялся ручной труд. Для транспортировки древесины чаще использовали лошадей. Так, перед войной завезли низкорослых выносливых монгольских лошадей, их использовали на трелевке леса. Выживали, как могли. Мужчины старались приписать себе годы, отращивали бороды, усы, чтобы сойти за стариков и быть направленными на более легкие работы. Устраивались, кто как мог, чтобы не попасть на лесоповал. Например, спецпереселенец Гумеров возил хлеб из пекарни в магазин, Сергей Кирцин пас свиней. В поселке была баня с мужским и женским отделениями, которая работала по воскресеньям. Были пекарня (пекарем работал вольнонаемный Иван Титов), магазин (за хлебом были большие очереди. Хлеб был двухкилограммовый, очень твердый и непропеченный). В поселке открыли детский сад-ясли, сапожную мастерскую, медпункт, столовую (холостые питались в столовой, где им давали черпак баланды без мяса. Семейные баланду приносили домой, там в нее добавляли, какие могли, продукты и съедали всей семьей). Был и свинарник, но мясо забирали сотрудники НКВД, так что жителям оно не доставалось.
Для досуга жителей был клуб с богатой библиотекой, в которой имелись не только книги, но и периодические издания, получали газету «Рабкрин». Также в клубе показывали кино. По субботам в клубе читали лекции, проводилась читка газет, посещение таких мероприятий было обязательным, потом устраивали танцы. На гармошке и на бубне играл пилоправ Данил Селиверстович Бабич, который сочинял частушки и сам исполнял их.
Деятельности клуба, всей политико-воспитательной работе со ссыльными уделялось особое внимание со стороны коменданта поселка. В клубе была организована художественная самодеятельность, ставились спектакли, например, пьеса Гоголя «Женитьба». На праздники в клубе проводились торжественные мероприятия, отмечали передовиков производства, вручались премии.

Дети в спецпоселении

В то время широко использовался детский труд. На подсобные работы привлекались и дети от 12 лет. Практика привлечения детей на лесные работы была не изобретением сотрудников НКВД, как в описываемом случае. Еще в 1932 г.
в леспромхозах республики создавались комплексные бригады, в составе которых наряду с мужчинами работали женщины и подростки.
Однажды, как вспоминает Александра Кирилловна, учеников старших классов отправили помогать взрослым на покос, который находился далеко от поселка. Убирали сено все лето, работы закончили только к 12 октября. Была дождливая осень, сено приходилось сушить на специально приготовленных «шишах», т.е. на треногах, изготовленных из жердей. Не выдержав тяжелой работы и голодного существования, Александра с тремя подругами сбежали с покоса, но были задержаны и водворены в одну из камер комендатуры, впоследствии под присмотром нарочного отправлены назад.
В летний период детей отправляли на работу в совхоз НКВД под Уфой. Работали на огородах Зауфимского отделения совхоза, возле Каменной переправы. Из Осинового Лога до совхоза шли пешком несколько дней, только сопровождающий ехал верхом на лошади. Был случай, когда школьников использовали и для поимки дезертиров. В трех километрах от поселка, на реке Шароварка, есть скала, в основании которой находится пещера, где в годы войны прятались дезертиры. Школьников, которые хорошо ходили на лыжах, привлекли к их поимке. В их задачу входило создать шум на горе, т.е. обозначить присутствие людей, а сотрудники НКВД в это время незаметно по руслу реки окружили пещеру.
В поселке было две школы. Одно школьное здание имело большой пришкольный участок, засеянный тимофеевкой (заготовляли сено для школьной лошади). На фронтоне школы висела известная в то время картина, которая называлась «Сталин и Мамлакат». Школьникам предлагали брать пример с этой таджикской девочки, которая получила орден Ленина за то, что собрала больше всех хлопка. В этой школе учились с 5 по 7 класс, а для учеников начальной школы отгородили часть одного из жилых бараков. Учителя были как вольнонаемные: Валентина Ивановна Кныш, Екатерина Николаевна Ганджа, Василий Андреевич Трубицин, учитель начальной школы, в будущем известный поэт, так и спецпереселенцы: Ахат Мазитович Хасанов, Нина Степановна Кожевникова.
Продолжить обучение можно было только по разрешению коменданта, в школе с десятилетним обучением в п.Красный Ключ. Обучение в школе было платным, 150 рублей за полугодие. Чтобы оплатить обучение и проживание на квартире Александре Кирилловне приходилось плести лапти. Дед Николай готовил лыко, а по воскресеньям она плела 2-3 лаптя, которые продавали по 25 рублей за пару. Также каждый ученик должен был напилить для школы 2 кубометра дров, которые заготовляли на Лысой горе. Сваленные в лесу деревья нужно было распилить по определенному размеру, который назывался швырок (производное от слова швырять), который потом раскалывался на два полена. Так как родители работали на лесозаготовках и в заготовке дров для школы помочь не могли, выручили друзья Аркадий Кожевников и Анатолий Поляков.
В Красноключевской школе в педагогический коллектив во время войны влились учителя, эвакуированные из Ленинграда, Киева и Харькова. Одним из любимых детьми педагогов был депортированный из Крыма грек Пантелей Павлович Параскевас, учитель географии. Он не только учил детей своему предмету, но и давал уроки жизни.
В воскресенье вечером, независимо от погоды, даже в метель, школьники, ученики 8-го класса, шли в школу в Красный Ключ. Их матери потом бегали по соседям и спрашивали, видел ли кто их детей в Красном Ключе, как они дошли? Среди учеников был мальчик по фамилии Хасанов, но из-за малого роста его прозвали «Вшенок». Если кто-то видел «Вшенка» в Красном Ключе, то было ясно, что раз он добрался до поселка, то и все остальные дети тоже дошли.
В 1940 г. началось переселение в лесные поселки жителей спецпоселков промышленных предприятий г.Уфы. Бывший крольчатник, стоявший несколько в стороне, был переоборудован под жилой дом. Там получила комнатку семья Росте, выселенная из спецпоселка ЦЭС. Их соседями по бараку были спецпереселенцы по фамилии Клименко, глава семьи был шорником. Пользуясь тем, что этот барак стоял на отшибе, возле леса, Росте и Клименко завели коз и овечек. Латыши Росте делали из козьего молока сыр. Клименко выделывал кожи, шил обувь. Комендант знал об этом, но относился к этим промыслам лояльно, по-видимому, не безвозмездно.
Латыши жили обособленно, например, глава семьи Росте в лесу не работал. Вся семья носила кожаную обувь. У одноклассницы Айны были пальто черного домотканого сукна, хорошей выделки, национальные шали. Конечно, все эти вещи были привезены с собой и изготовлены еще в период жизни латышей на хуторах. Мебель у Росте была самодельной, они привезли с собой только сундуки, как выразилась Александра Кирилловна – скрыни. На полу лежали домотканые дорожки, на кроватях шерстяные одеяла, и те, и другие были украшены национальным орнаментом, а дорожки – и бахромой. В поселке их считали зажиточными людьми. Были и другие латыши, например, семья Эглит.

Тяжелые годы войны

Особенно тяжелой жизнь спецпереселенцев стала в период Великой Отечественной войны. Тыл голодал. Некоторые спецпереселенцы успели обзавестись домашним хозяйством. Коров иногда приходилось менять. Бытовала версия, что змеи, которых было много в лесу, сосут молоко из их вымени. Соски при этом как бы «подсыхали» и коровы переставали доиться. Во время голода выручали огороды и лес с его дарами природы. В летний период, кроме овощных культур, широко употреблялись в пищу дикоросы. Варили похлебки из борщевика, дягиля, свекольной ботвы. Ели сурепку, козлятник, дикий лук (черемша), другие съедобные травы. Пекли лепешки с добавлением толченой ильмовой коры, толченого липового листа и семян лебеды (семена толкли в ступе). Заготовляли грибы, солили их в кадушках, которые сами и делали. Мед хранили в липовых долбленных кадушках. Если в лесу находили диких пчел, то выпиливали часть ствола с бортью и эту колоду устанавливали возле дома, так появлялись пасеки. Зимой добывали зайца, ставя на них петли, но шкуры подлежали сдаче.
Тяжелое положение складывалось с обеспечением одеждой и другими товарами первой необходимости. Основной обувью были лапти, их одевали и поверх валенок. Всем работавшим на лесозаготовках в конце года выдавали по 3 метра сатина, независимо от количества членов семьи. Когда на фабрике «Красный Ключ» приходили в негодность брезентовые приводные ремни, их привозили в спецпоселок и раздавали спецпоселенцам, которые шили из них обувь.
С началом войны леспромхозы, помимо основной деятельности, стали исполнителями государственных заказов для оборонной промышленности. В частности, делали лыжи, ружболванку. В спецпосёлке Гоголевские Прудки, где проживало около 40 семей ссыльных, заготовляли березу для ружболванок, из которых в дальнейшем изготовлялись приклады к стрелковому оружию. Ружболванки, отправляли для доработки в Осиновый Лог, к работе там привлекали учеников 6-7-х классов, занимавшихся черновой обработкой материала. В дальнейшем обработанные заготовки отправляли на оружейные заводы Уфы и Ижевска. Навык работы с инструментом у Александры Кирилловны сохранился на всю жизнь. Уже человеком зрелого возраста она так ловко управлялась с топором, что вызывало неподдельное удивление у ее соседей.
В 1944 г. в лесные поселки Нуримановского района стали прибывать депортированные крымчане: татары, армяне, греки и др. Если обитатели поселка за годы, проведенные на спецпоселении, свыклись со своей участью, были истощены, плохо одеты и питались в основном баландой (готовили из капусты с добавлением картофеля и небольшого количества смальца), то, в противоположность им, крымские татары, хорошо одетые, выглядели, по образному выражению Александры Кирилловны, «лощеными». И это не удивительно, людям, пережившим голодные военные годы на лесоповале, вновь прибывшие южане могли казаться такими, хотя и тем не позавидуешь. Смена благодатного края на суровый Урал, тяжелый непривычный труд, бытовая неустроенность, необъятные лесные просторы давили на психику вновь прибывших, и это не лучшим образом отражалось на поведении людей. Крымчане получали баланду, но бывало, что демонстративно ее выливали и пекли оладьи из привезенных с собой продуктов: муки, яичного порошка и др.
После войны Александра Кирилловна стала студенткой Уфимского пединститута им.Тимирязева, а через год в этот институт поступила и ее школьная подруга Айна Росте. Учились они в одно время с братьями Раилем и Рустемом Кузеевыми, ставшими впоследствии выдающимися учеными. Вся послевоенная жизнь Александры Кирилловны была связана со школой – 52 года педагогического стажа, награждена орденом Трудового Красного знамени.
Вся послевоенная жизнь Александры Кирилловны связана с учительским трудом. Из 52 лет педагогического стажа 46 лет отдано преподаванию истории и общественных дисциплин в Шингак-Кульской средней школе. За заслуги в обучении и воспитании учащихся награждена орденом Трудового Красного Знамени. Воспитала двух дочерей, одна из которых, Татьяна Васильевна Августинович, продолжила учительскую династию, став преподавателем истории. Муж Александры Кирилловны – Василий Михайлович Куранов, участник Великой Отечественной войны, выпускник Башкирского сельскохозяйственного института, посвятил жизнь работе на предприятиях агропромышленного комплекса республики. Скончалась Александра Кирилловна 29 октября 2021 года.

¹Воспоминания записаны 28 октября 2018 г. в п.Шингак-Куль.